Машина проехала мимо фотоэлемента, и кованые чугунные ворота автоматически распахнулись. В доме, показавшемся после темноты больше, чем помнилось Ричарду, горели огни.

Катриона Кей ждала его на крыльце. Обаятельная маленькая женщина, ровесница века, она казалась совсем хрупкой, но Ричард знал, что она крепкого сложения. Взволнованная и встревоженная, сейчас она выглядела на свой возраст.

— Ричард, слава богу, вы приехали.

— Успокойтесь, Кэт, — сказал он, крепко обнимая ее.

— Я подозреваю, что дела хуже некуда. Иногда исчезают звезды.

— Вы заметили?

Они посмотрели на небо, успокаивая себя. Большая Медведица была там.

— Как часто? — спросил он ее.

— Все чаще и чаще.

— Пошли в дом.

В обшитой панелями прихожей было пусто. Ричард сразу заметил, что турецкий ковер снят и лежит у стены, свернутый огромной колбасой, будто гигантская затычка от сквозняка. Пол был деревянный, из отполированных дощечек, уложенных елочкой, с вырезанными в уголках незаметными охранительными знаками.

Катриона задохнулась от ужаса.

— Оно было здесь, — охнула она. — Мгновения назад.

Она разглядывала пол, упав на колени и ощупывая дерево руками в перчатках.

— Вот тут, — сказала она, почти у подножия парадной лестницы. Та все еще была застелена ковром, багряной дорожкой, прижатой медными прутьями.

Катриона принялась тянуть дорожку вниз, выдергивая гвозди с крупными шляпками. Ричард подошел к ней и помог подняться. Когда он поднимал ее, у нее захрустело в коленях. Она была пугающе легкой, казалось, ее может унести ветром.

— Поднимите ковер, — попросила она.

Он достал свой швейцарский армейский нож и при помощи отвертки снял пять нижних прутьев. Будто фокусник, выхватывающий скатерть из-под расставленного на ней обеденного сервиза, он сдернул дорожку, треща отлетающими гвоздями, и забросил ее конец на верхнюю ступеньку. Раздался громкий шлепок.

Катриона снова задохнулась. Ричард понимал, каково ей.

На гладком дереве ступеней был выжжен черный человеческий силуэт, будто тень, которую оторвали и выкинули прочь. Казалось, она медленно ползет наверх, к лестничной площадке, одна рука с растопыренными пальцами вытянута, другая вот-вот присоединится к ней, подтягивая туловище тени кверху.

— Только что это было на первом этаже, — сказала Катриона. — А до этого снаружи — такие же обгоревшие пятна на газонах, на подъездной дорожке — на гравии! — и на крыльце. Под ковриком у порога.

— Вы видели, как оно движется?

— Это все равно что караулить чайник, Ричард. Я часами сидела, уставившись на него, не давая ему двигаться, удерживая на одном месте. Но стоит только на миг отвернуться, и оно движется.

Он сел на ступеньку, прямо под человеком-тенью. Контуры тени были четкими. Светлое дерево вокруг оставалось все таким же слегка пыльным, но силуэт был матово-черным. Он больше походил на пятно, чем на выгоревшее место. Джеперсон потрогал его кончиками пальцев, потом положил ладонь туда, где у человека-тени должна была быть поясница.

— Оно теплое, — сказал он. — Температуры тела.

Такое ощущение, будто у человека сильный жар. Он взглянул на свои пальцы. Чернота не перешла на них. Он со щелчком открыл самое длинное лезвие ножа и провел им по щиколотке тени. Чернота уходила вглубь дерева.

— Там есть и другие, они собираются на торфяниках.

Он обернулся к Катрионе. Женщина была как натянутая струна, и Джеперсон был не настолько глуп, чтобы пытаться успокаивать ее. Она достаточно долго имела дело со сверхъестественным, чтобы понимать, насколько это серьезно.

— Это нападение, — сказал он, вставая, отряхивая пыль со своих расклешенных брюк лососевого цвета. — Но откуда?

— Эдвин не скажет. Но я уверена, что это связано с войной.

Когда люди говорят «война», они, в зависимости от своего возраста, имеют в виду Первую или Вторую мировую. Но Катриона говорила о более продолжительном конфликте, включавшем в себя обе мировые войны. Он начался намного раньше, в середине XIX века — никто точно не мог сказать, когда именно, — но окончился в 1945-м году, и это было поражением не только Германии и Японии, но и древней, не вполне человеческой силы, орудием которой была ось «Рим — Берлин — Токио».

За пределами клуба «Диоген» почти никто не догадывался об этой войне. Ричард, не помнивший своего детства, столкнулся лишь с ее последствиями. Он слышал, как оценивает это противостояние Эдвин, изучил множество документов в закрытой библиотеке клуба и постоянно видел отдаленные последствия борьбы двух сил, вплетенные в судьбы мира, совершенно невидимые для большинства людей, но горящие ярче неона в глазах посвященных.

— Эдвин говорит, что она не окончена. Что мы совершили огромную ошибку.