— Я тоже.

Борегард снова взглянул на «Семь Звезд».

— Я не слишком стану убиваться, если камень отправится в Тауэр, — сказал Трелони. — Не побоюсь сказать вам, что смерть сэра Джозефа напугала меня. Ученый во мне говорит, что я не должен выпускать камень из рук, пока все его тайны не будут разгаданы. Но осторожность подсказывает, что пусть лучше о нем позаботится кто-нибудь другой.

— И этот другой — я?

Трелони печально улыбнулся. Он накрыл «Семь Звезд» покрывалом.

— От Менептаха к Пай-нет'ему, — сказал профессор, — а теперь от Абеля Трелони к королеве Виктории. От фараона к правительнице империи всего за каких-то три тысячи лет. Может быть, этим все и окончится. Что касается моей роли, то я очень на это надеюсь.

Борегард спустился по лестнице. К концу дня людские толпы поредели. Он коснулся полей шляпы, приветствуя Дженкса, человека из «Диогена», который был одет в униформу служителя и работал здесь, присматривая за происходящим, особенно с момента убийства сэра Джозефа.

Древнеегипетский зал, всегда такой популярный, сейчас был почти пуст. В помещении господствовала над всем огромная безносая голова с жуткими бесстрастными глазами. Борегарду захотелось взглянуть на мумии, чтобы получить представление о пропаже.

Под стеклом лежало обмотанное бинтами тело молодой девушки.

Борегард подумал о своей покойной жене, Памеле. Она похоронена в горах Индии, бесконечно далеко отсюда. Окажется ли она тысячелетия спустя выставленной на всеобщее обозрение, типичный экземпляр из XIX века нашей эры?

На мгновение он ощутил связь. С этой девушкой.

Табличка гласила, что имя ее неизвестно, но она дочь богатого человека. В ее захоронении были обнаружены глиняные фигурки — ушебти, [21] которые должны были стать ее слугами в загробной жизни. Бинты покрывали лицо и тело замысловатым узором — «елочкой». Под древней материей все еще выделялся нос.

У Борегарда возникло ощущение, что он — лишь миг, краткая пауза в истории, которая началась задолго до него и будет еще долго продолжаться после его смерти. Люди приходили и уходили, но некоторые вещи оставались, будучи вечными.

Он подумал о «Семи Звездах», чей покой никто не тревожил три тысячи лет. И кто знает, каким древним был этот камень, когда его погребли внутри Пай-нет'ема?

По хребту Борегарда пробежал холодок. Он чувствовал спиной чей-то взгляд, но единственным, что отражалось в стеклянной витрине, была слепая каменная голова.

Он обернулся и увидел женщину, бледнолицую, в дымчатых очках. Почти девушку, прекрасную и хрупкую. На миг ему подумалось, что она, должно быть, тоже слепая, но она наблюдала за ним.

Он уже был готов заговорить с ней, но она стремительно исчезла.

В другой жизни…

Он снова взглянул на мумию, не понимая, почему это он так разволновался.

Он пожелал Дженксу всего наилучшего и покинул музей.

Улица Пэлл-Мэлл была разукрашена донельзя. Лондон постепенно исчезал под жизнерадостными полотнищами патриотических украшений в цветах национального флага в честь семидесятипятилетнего юбилея королевы. За шестьдесят лет ее пребывания на троне в Британии и Британской империи произошли невообразимые перемены. Королева пережила конституционные кризисы, являя собой пример правителя, недосягаемый для многих из ее подданных, включая ее собственных детей.

От Британского музея он взял открытый кеб, наслаждаясь ранним июньским вечером. Юбилей, хотя еще и не полностью обрушился на город, все же заставлял готовиться к этому событию. Люди надели праздничные шарфы и ленты во славу королевы, которая правила при помощи любви, а не страха, которым Менептах и ему подобные орудовали будто плетью.

За годы службы Борегард видел взлеты и падения империи. Он ненавидел мелочность и жестокость, которые существовали в этом городе так же, как и в самых отдаленных уголках земли, но искренне восхищался стремлением к порядочности и благородству, живущим в возвышенной душе Виктории. Для него Юнион Джек [22] был не торговой маркой некоего гигантского финансового концерна или знаком, которым ощетинившийся британский бульдог метил свою территорию, но знаменем, означавшим, что невинные и беспомощные находятся под его защитой.

Он вошел в фойе клуба «Диоген», и его предупредительно проводили в помещение Тайного Совета. Майкрофт Холмс, игравший роль огромного паука в центре национальной разведывательной сети, восседал в своем изготовленном на заказ кресле, сложив пирамидкой пухлые пальцы и задумчиво хмуря брови. Целую минуту он не реагировал на Борегарда, заканчивая какие-то мысленные расчеты.

— Борегард, — произнес он наконец. — Это тонкое дело.

Борегард согласился.

— Вы видели безделушку?