— Нет, мой фюрер, не помешает. Оберкомандование получит все сведения к назначенному сроку, и мы будем полностью готовы к наступлению. Разрешите идти?

— Идите, адмирал. — Гитлер махнул рукой, отпуская подчиненного.

На душе у Канариса было муторно. Не из-за разговора с фюрером — после вчерашнего заседания ОКВ ничего другого он от него, честно говоря, и не ожидал. Просто после той памятной январской встречи в Цюрихе с русским резидентом глава Абвера неожиданно со всей остротой осознал, сколь тяжело и страшно бремя знания будущего. Нет, даже не своего будущего, а будущего Родины. По правде сказать, теперь он просто не знал, как вести себя дальше. И если русские добивались встречей именно этого, то, стоит признать, они блестяще справились со своей задачей.

Войну уже не остановить, но вот по какому сценарию она пойдет? По тому, что разработан ОКВ в прошлом году и носит гордое имя «Барбаросса»? Уже вряд ли и жаль, что недальновидный ефрейтор упрямо не хочет этого понять. По неведомым ему планам советского Генштаба? Тоже не факт, Вермахт и Люфтваффе и на самом деле сильны, плюс намного превосходящая русских выучка и подготовленность войск и производственные мощности и резервы захваченных стран. Хотя, конечно, последние и не идут ни в какое сравнение с поистине неисчерпаемыми резервами огромного СССР.

Интересно, что предпримут русские, окончательно утвердившись в неизбежности войны? Попытаются ликвидировать Гитлера? Вряд ли, тогда, в Швейцарии, ему ясно намекнули, что делать этого не стоит. Уничтожат кого-то из верхушки ОКВ? Но это, по сути, полумеры, к тому же требующие огромного риска и грозящие потерей более чем ценных агентов их собственной разведсети. Хотя усилить охрану генералитета, пожалуй, стоит. Вот только как, ведь часть из них сейчас в войсках, да ещё и на оккупированных территориях? Ладно, продумаем это чуть позже.

Итак, что они еще могут сделать? А что бы сделал он, окажись в подобной ситуации? Наверное, попытался максимально затруднить первый этап вторжения, устраивая массовые диверсии, мешая транспортировке войск и подвозу боеприпасов, продовольствия, горючего. А ведь это мысль! В конце концов, даже тот русский резидент говорил, что никто не ограничивает его в выполнении своего воинского долга перед Отчизной. Что ж, поиграем в эти игры, посмотрим, кто кого.

Ощутив, что настроение несколько улучшилось, Вильгельм Канарис махнул курящему в стороне шоферу и расслабился на мягком сиденье своего автомобиля.

— А вот и наш паровоз. Смотри-ка, прям как часы, — констатировал лежащий в сугробе метрах в ста от железнодорожной насыпи человек в белом маскхалате, опуская бинокль, корпус которого также был выкрашен в белый цвет. — Вот за что люблю немцев, так это за их просто невероятную пунктуальность. Минута в минуту поезд идет. Ну, туда ему и дорога, куда он идет. А идет он соответственно под откос. Давай, сержант.

— Даю, — замерзшими губами буркнул второй боец, выдвигая из небольшого текстолитового яшичка, в котором Крамарчук с трудом, но опознал бы некое подобие пульта радиоуправления, антенну. Повернув до упора рукоятку-верньер, он с силой вдавил в корпус инициирующую кнопку. Несколько секунд ничего не происходило, и оба напрягшихся спецназовца (бытовавший до того термин ОСНАЗ как-то незаметно канул в Лету еще осенью) уже успели обменяться короткими взглядами, и в этот миг в голове состава негромко бухнуло.

Если бы наблюдатели специально этого не ожидали, они бы, пожалуй, решили, что это ударила на разболтанном стыке одна из сцепок. Но на самом деле бойцы недавно созданного отряда специального назначения НКГБ СССР — одного из многих — этого ожидали, просто не знали точно, как именно работает «спецприбор 100». Теперь узнали.

В доли мгновения обратившаяся в высокий огненно-дымный факел цистерна развернулась поперек пути, увлекая вниз с насыпи десятки своих товарок, также сходящих с рельсов и переворачивающихся. Секунда, и длинный состав, недавно прошедший поворот и уже успевший вновь набрать скорость, сложился «гармошкой», обрушиваясь вниз с трехметровой насыпи. В лязге и стоне сталкивающегося и рвущегося металла не было слышно новых хлопков срабатывающих зарядов. заложенных внутри тормозных ресиверов еще на территории Союза. Разлившийся бензин полыхнул, и ближайшие сто пятьдесят метров пути превратились в огненный ад. Паровоз с единственной уцелевшей цистерной уже, казалось, вырвался из огненной западни, но раздался хлопок последней толовой шашки, и сошедшая с рельсов цистерна встала поперек колеи, выворачивая рельсы и ломая шпалы. Издав протяжный вздох, стотонный металлический динозавр рухнул вниз, окутавшись клубами пара из пробитого котла.

— Все, Серег, рванули. — Старший боевой двойки придирчиво оглядел лежку. — Давай мне шмотки, а сам приберись тут. Смотри, чтобы снег нетронутым казался, нам лишние проблемы ни к чему. Три минуты, отсчет пошел. Жду на опушке.

Его товариш кивнул, радуясь тому, что можно хоть немного размяться, и подтащил к себе загодя срезанный еловый веник почти метрового размера. Предстояло ликвидировать признаки почти часового лежания на снегу двух человек, а потом заняться следами. Впрочем, до пробитой местным лесником тропы было всего метров тридцать, пять минут работы. А уж там на лыжи и на базу. Пять километров — не расстояние для обученного и опытного лыжника.