Шрифт:
Незнакомец, спружинив на Масдае, как на батуте, шлепнулся рядом с Серым и остался лежать с закрытыми глазами. Лицо его приняло торжественно-скорбное выражение.
Зато подскочил застигнутый врасплох Волк.
— Дай ты умереть мне спокой… но.
Взгляд на Иванушку. Взгляд на незваного гостя.
— Это кто? — почему-то прошептал он.
— Не представился, — так же шепотом ответил царевич.
— А что он тут делает?
— Лежит?
— Спроси его, чего ему тут надо.
Иванушка на мгновение сосредоточился, потом откашлялся и нараспев торжественно произнес:
— Юноша бледный, поведай, зачем ты явился; в небе парил ты зачем, облака попирая ногами?
Самозваный пассажир открыл один глаз, второй распахнулся сам при виде лукоморской парочки, и на лице его отразилось непонятное сомнение, смятение чувств в комплекте с легким испугом. Он поморгал, хотел что-то сказать, но, почему-то передумав, сначала беззвучно пошевелил губами минут с пяток и наконец осторожно ответил:
— О, лучезарные боги, чей лик затмевает солнца сиянье и звезд многочисленный рой. Имя не знаю я ваше, о горе мне, горе — смертного жалкого просьба в сердцах не винить. Звать меня — скромный Ирак, сын Удала, внук Мирта. Дед мой прославлен в веках был…
— Короче, стеллянин, — нетерпеливо махнул рукой Серый. — Давай про себя.
Стеллиандр замолк на полуслове и с испугом глянул на Волка.
— В час развлеченья, досуга, за пенною чашей с радостью слушать мы будем исторью твою, — почти тут же поддержал его Иван, гордый своим экспромтом.
— Боги мои, пожалейте… Отец мой… Отец мой — архит… зодч… строитель известный. Строил он лабиринт… запутан… строенье одно… на острове Мине… — И летун отчаянно взмолился в сторону: «Боги милосердные, помогите попасть в размер… Пять минут как мертв, и уже такое позорище. Эх, говорила мне матушка — учи литературу…»
— Как ты сказал? — недоверчиво склонился над ним Иван.
— Что? — уточнил Ирак.
— Все! Ты говорил не… ритмически организованными высказываниями! — обвиняюще прищурился царевич.
— У меня в школе любимым предметом была физкультура, — оправдывался Ирак. — А когда проходили Эпоксида, я болел! А из Демофона я вообще смог запомнить только: «Си вис пацем-смит-и-вессон»!
— Парабеллум, — машинально поправил его Иванушка. — Так вы, стеллиандры, не говорите этими дурацкими стихами без рифмы?
— Нет. А вы?
— Что мы — похожи на этих… Домофонов? — покрутил пальцем у виска Волк с явным облегчением.
— Не похожи, — не очень уверенно согласился Ирак. — Но вы же боги! А боги должны разговаривать, как писал Эпоксид. Я же читал!
Непонятно почему Серый хрюкнул, быстро отвернулся и, закрыв лицо руками, стал издавать загадочные звуки.
Иван же, наверное, понял, потому что покраснел, снова откашлялся и только тогда обратился к новому знакомому:
— Извини, но, по-моему, ты нас с кем-то путаешь.
— Путаю?
— Да. Путаешь. Мы не боги.
— Не боги?
— Нет.
— То есть вы хотите сказать, что по небу кроме нас с отцом каждый день летает полно народу, которому просто надоело ходить по земле?
— Ну не совсем…
— И эти летающие люди чудесным образом спасают… Я ведь не мертвый? — с опаской быстро ощупал себя Ирак и, успокоившись, продолжил: —…Спасают злосчастных стеллиандров от верной гибели через расплющивание в очень тонкую лепешку о поверхность моря?
— Ну…
— И носят такие загадочные одежды, какие простому смертному и не придумать вовек?
— Я же говорил тебе, что эта штучка с кружевами должна надеваться не поверх той ерундовины с перьями! — прошипел Волк.
— Ну…
— Ах! — воскликнул вдруг стеллиандр и захлопнул себе рот обеими руками. — Простите меня! Простите простого смертного, ибо я не догадался, что вы — боги превращенные! Простите меня за дерзость! — хлопнулся он на колени. — Если бог не признается, что он бог, значит, он путешествует инкогнито! Так Ванада превращалась в ткачиху, Филомея — в пастушку, Меркаптан — в купца, а Дифенбахий… Впрочем, проще сказать, в какое стихийное бедствие он еще не превращался, да умножатся его молнии до бесконечности!..