Шрифт:
— Да ты чего, парень, на солнышке перегрелся? — попытался поднять его на ноги Волк. — Ну ты посмотри, какие мы боги?
— Неузнанные, — настаивал на своем Ирак.
— Да мы же эти… простые смертные, как ты!
— Они, когда превращаются, всегда так говорят. Зачем богу, который превратился в смертного, чтобы его не узнали, признаваться в том, что он бог? И если вы не боги, — сын архитектора хитро взглянул на лукоморцев, — то как летит по воздуху эта чудесная портьера, а?
Это была капля, переполнившая чрезвычайно маленькое и мелкое блюдечко терпения ковра.
— Сам ты занавеска! — обиженно огрызнулся Масдай, повергнув бедного юношу в шок и на колени. — Сперва валится с неба, как мешок с кокосами, чуть не пробивает дыру — про грузоподъемность меня здесь кто-нибудь спросил? — а теперь еще и обзывается!
— Сильномогучие боги Мирра… простите неразумного… смертный… не дано… — Ирак, образец раскаяния, попытался постучать загорелым лбом о Масдая, чем вызвал новый приступ громко озвученного недовольства.
Друзья переглянулись. После такой «ковровой бомбардировки» надежды убедить стеллиандра оставить свою бредовую идею насчет их сверхъестественного происхождения не было.
— Ну бог с тобой, — устало махнул рукой Волк. — Боги мы, боги. Только не скажем какие, потому что переодетые. А теперь ты не мог бы встать и рассказать, что ТЫ тут делаешь?
Ирак горячо замотал головой:
— Не встану. Рассказывать я и так могу. Отец мой — знаменитый зодчий Удал. Были мы с ним на острове Мин — он возводил лабиринт для чудовища царя Миноса, а я ему помогал. Но после окончания…
— Не гуди мне в ухо, — глухо пробурчал ковер.
Парнишка мгновенно выпрямился, но без запинки продолжил:
— …работы царь отказался нас отпускать и продержал пленниками на Мине десять лет. Тогда мой отец, гениальный изобретатель, придумал сделать крылья из перьев больших птиц, и сегодня мы вылетели с постылого острова, чтобы снова обрести свободу. Но, кажется, я что-то прослушал, когда отец объяснял мне устройство этих крыльев, и, набрав высоту, я не сумел остановиться и лететь вдоль поверхности моря, как учил меня папа, — у меня получалось только подниматься вверх. А вперед меня нес ветер. И я поднимался, пока солнце не расплавило воск в моих крыльях и они не развалились по перышку… Бедный, бедный папа, он, наверное, подумал, что я погиб. Он и предположить не мог, что вмешаются миррские боги, могучие боги. — Ирак украдкой покосился на лукоморцев, — явятся во всей своей славе и сиянии, и белый свет померкнет перед их величием и великолепием, и они снизойдут до меня, недостойного…
— Ну опять зарядил… — простонал Волк.
— А почему ты назвал царя Миноса чудовищем? — полюбопытствовал Иванушка, отчасти надеясь перевести мысли стеллиандра на что-нибудь другое.
— Чудовищем? Я не назы… Ах это… Ха-ха… — Он натужно растянул губы в чем-то, что должно было изобразить, по-видимому, улыбку. — Всеведущие боги изволят шутить…
— Слушай, смертный, — ласково обратился к нему Волк, нежно заглядывая в глаза, и Ирак понял, что с этого момента слово «смертный» могло приобрести очень много совершенно ненужных наречий, таких как «определенно», «внезапно» или «чрезвычайно болезненно».
— Угх… — наконец сморгнул он.
— Если ты еще раз назовешь нас богами или хотя бы намекнешь об этом… Что тут у вас случается с…
Неизвестно откуда взявшийся сильный порыв ветра сбил Серого с ног. Падая, он уронил царевича, который, в свою очередь, с прирожденной ловкостью повалил на Масдая стеллиандра.
— Ёшь…
— Ой…
— Боги…
Что сказал по этому поводу Масдай, осталось неизвестным, так как небо взорвалось и разлетелось молниями на мельчайшие кусочки. Воздух посерел, из глубин его вскипели черные тучи, перемешиваемые ураганом, и ударил дождь.
Волк ухватился за передний край ковра что было сил и проорал:
— Масдай! Ищи землю!
— Сергий!.. Ты здесь?.. — донеслось до него с попутным торнадо.
— Здесь. Держись! — Он попробовал оглянуться через плечо, но, получив с ушат воды прямо в лицо, быстро отвернулся.
— …усь!..
— Ирак! Ты здесь? — выкрикнул снова Иван.
— Помогите! Я не могу удержаться! Тут скользко от воды… Я сейчас упаду!..
— Держись, я помогу! — И царевич, выпустив из рук спасительный край Масдая, пополз к теряющему силы Ираку, пытаясь нащупать его в кромешной тьме и отплевываясь от неожиданно холодного дождя, потоками низвергавшегося, казалось, исключительно на него.
— О боги! Я больше не могу!.. Спасите меня!..
Ковер тряхнуло, он накренился вправо, влево, вперед, стал падать, но снова выправился и снова завалился налево…
— Помогите!!!
— Держи руку! — И тут при последнем маневре Иванушку швырнуло прямо на голову Ираку.
— Держу! Спасиба-а-а-а-а-а-а-а…
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Но Серый так и не услышал двух отчаянных удаляющихся криков за краем ковра среди ревущей стихии.