Но рука лежит ладонью вниз, значит, нельзя считать, что он прямо просит об этом. Келси крепко сжала пальцы, почувствовав, как сильно бьется в них пульс. А что, если я не так поняла его жест? Что, если он отдернет руку, как тогда, в больнице? От этих мыслей ее стали грызть сомнения, и она так и не пошевелилась.

Через минуту, ничего не сказав, он убрал руку.

– Да, я тебе сочувствую, – добавил он более равнодушно. – Наверное, это единственный раз, когда твои орехи в полной безопасности от меня.

Келси смотрела в пустой стол.

– Эх, а я и не сообразила их заказать, – ответила она, стараясь говорить непринужденно, хотя на душе скребли кошки, как будто она упустила свой шанс. Хорошо еще, что он не видит ее глаз.

– Пользуйся случаем, пока не поздно, – поддразнивая, сказал он. – Снимут повязку – тебе не останется ни орешка.

Он пытался говорить весело, спрятать сомнение. Оба они отлично знали, что его зрение – под большим вопросом.

– Могу поспорить, ты не можешь этого дождаться.

– Да, я хитрил и так и эдак, чтобы заставить старика Джеймса поскорее снять бинты, но он же упрямый как осел, говорит, что нужно научиться ждать, – рассмеялся Брэндон и, осторожно нащупав стакан, отпил воды. – Ему все еще кажется, что мне десять лет и я прячу во рту кубики льда, чтобы сбить температуру и пойти играть в бейсбол.

Келси улыбнулась:

– Ты и вправду так делал?

– Семейная легенда. Я помню только, что закинул мяч, пробежал все поле и у самой черты упал, – произнес он конфузливо, но по-мальчишески, с торжеством в голосе. – Температура у меня была сорок, но мы выиграли.

– Боже мой! – в ужасе покачала головой Келси. – Так вот от кого у Джинни такое упрямство.

Брэндон улыбнулся, продолжая играть стаканом, который так и не поставил на стол.

– Ага. По-моему, мы очень похожи. Дуглас всегда говорил, что мы…

Он не договорил фразы. Побледнел и до боли в суставах сжал кулаки.

Келси не знала, что сказать. Вернее, знала, что сказать нечего. И все равно ее мозг продолжал искать сочувственные слова, чтобы успокоить и поддержать его, чтобы увидеть, как смягчается его лицо.

Но если такие слова и существовали, она не могла их произнести. Он сам запретил ей даже упоминать имя Дугласа. Затаив дыхание, она ждала, что будет.

– Извини, – проговорил он, выпустив из рук стакан и проведя рукой по волосам. – Я все еще не верю.

– Знаю, – начала она. Но в это время подошла официантка, на подносе у нее дымились две чашки бульона с распущенным в нем яйцом. Бульон, очевидно, полагался в дополнение к заказанным блюдам. Келси в оцепенении смотрела, как официантка поставила чашки перед каждым из них. Не сказать ли ей, чтобы унесла? Ему с супом не справиться.

Но было уже поздно.

– Недурно пахнет, – заметил Брэндон, улыбнувшись официантке, державшейся так, словно она сама состряпала это экзотическое блюдо, чтобы одарить им Брэндона. Ни с того ни с сего довольное выражение на лице официантки вызвало у Келси страшное раздражение. Черт возьми, это же бульон, самый обыкновенный бульон, а вовсе не пища богов! Она не понимает, что ли, как ему трудно будет это есть?

Но стоило официантке удалиться, а Брэндону с улыбкой повернуться к Келси, как от ее дурного настроения не осталось и следа.

– Давай-давай, – сказал он. – Ешь, пока теплый.

Она колебалась.

– Я не очень проголодалась, – проговорила она, опуская ложку в суп и рассеянно помешивая белые хлопья.

– Ну а я – очень.

Келси посмотрела на него: интересно, как он это сделает?

Он словно прочитал ее мысли.

– Тебе придется помочь мне, – уголком рта улыбнулся он, и она замерла с ложкой, которая показалась ей нестерпимо горячей.

– Как? – почти пискнула она.

– А вот так.

С непринужденной грацией он протянул к ней руку. Она сидела и смотрела, как его рука подбирается все ближе и ближе. И вот она совсем рядом, кожа ощущает тепло. Она не стала помогать ему, не придвинула руки. Он найдет, она в этом не сомневалась.

И он нашел.

Сначала нащупал изгиб локтя, медленно обхватил его пальцами, словно заново изучая контуры, на этот раз исключительно с помощью осязания. Потом пробежал кончиками пальцев по внутренней стороне руки и остановился на кисти, державшей ложку.

У нее заколотилось сердце, она молча смотрела на их соединившиеся руки, похожие на пласты золота – желтый над белым, шершавый над гладким. Не почувствовав ответной реакции, Брэндон сделал движение, будто черпает ложкой.

– Вот так, – повторил он, и рука ее повиновалась, зачерпнув ложкой бульон. А затем, не выпуская ее руки, он направил ложку себе в рот.