Шрифт:
Я пошла следом за ним, а мистер Уиллард — следом за мной сквозь несколько вращающихся дверей из дымчатого стекла, по печеночного цвета коридору, пахнущему мастикой, лизолом и еще чем-то вроде увядших гардений.
Бадди распахнул перед нами бурую дверь, и мы очутились в тесной комнатушке.
Жалкое ложе, застланное тонким белым покрывалом в синюю полосу, занимало большую часть пространства. Рядом с ним находился ночной столик, на котором стояли кувшин, стакан и серебряный сучок термометра во флакончике с красным дезинфектантом. Второй стол, усеянный книгами, бумагами и какими-то глиняными изделиями (слепленными, обожженными и раскрашенными, но не отглазурованными), едва втиснулся между изножьем кровати и дверцей шкафа.
— Что ж, — начал мистер Уиллард, — ты хорошо устроился.
Бадди весело рассмеялся.
— А это что такое? — Я указала на глиняную пепельницу в форме лилии, расписанную зеленым с желтыми прожилками. Бадди не курил.
— Это пепельница. Это для тебя.
Я оттолкнула ее:
— Я же не курю.
— Я знаю. Но я подумал, что тебе это все равно понравится.
— Ну что ж. — Мистер Уиллард потер одной бумажной губой о другую. — Думаю, мне пора. Вам, молодые люди, хочется побыть вдвоем…
— Отлично, отец. Тебе действительно пора.
Я пришла в замешательство. Я думала, что мистер Уиллард заночует здесь, а наутро отвезет меня домой.
— А мне с вами тоже?
— Нет-нет, что ты! — Мистер Уиллард достал из бумажника несколько купюр и протянул их Бадди. — Позаботься о том, чтобы Эстер досталось в поезде хорошее место. Она задержится на день или подольше, не знаю.
Бадди проводил отца до ворот.
Я решила, что мистер Уиллард предал меня. Я подумала, что он запланировал все это заранее, но Бадди сказал, дело не в этом, просто его отец не выносит вида болезни, особенно когда болеет его собственный сын, потому что ему кажется, что все болезни — это всего лишь проявления слабоволия. Мистер Уиллард не болел ни разу в жизни.
Я села на кровать Бадди. Здесь просто некуда было больше сесть.
Бадди с деловитым видом рылся в своих бумагах. Затем извлек тонкий журнал в серой обложке и протянул его мне.
— Открой на одиннадцатой странице.
Журнал выходил где-то в штате Мэн и был полон ученическими стихотворениями и прозаическими фрагментами, отделенными друг от друга звездочками. На странице одиннадцать я обнаружила стихотворение под названием «Вниз по Флориде». Я лениво проглядела все эти метафоры относительно арбузных огней и черепахово-зеленых пальм и раковин, поющих, как руины древней Эллады.
— Недурно.
Хотя на самом деле я нашла стихотворение ужасающим.
— А как ты думаешь, кто это написал?
На губах у Бадди играла причудливая голубиная улыбка.
Мой взгляд упал туда, где под стихотворением было выведено имя автора — Б. С. Уиллард.
— Не знаю, Бадди. Хотя нет, конечно же, знаю. Ты его написал.
Бадди подсел ко мне.
Я отсела чуть в сторону. Я крайне плохо представляла себе, что такое туберкулез, но он казался мне чрезвычайно опасным заболеванием — и чрезвычайно гнетущим, потому что у него не было никаких внешних проявлений. Я вполне могла допустить, что вокруг Бадди витают совершенно убийственные микробы.
— Не беспокойся, — засмеялся Бадди, — я не заразный. У меня закрытая форма.
— Закрытая форма?
— Это значит, что я никого не могу заразить.
Бадди перевел дыхание, как посредине какого-нибудь крутого подъема.
— Мне хочется задать тебе один вопрос.
У него появилась новая и пренеприятная привычка буквально сверлить меня взглядом, словно ему хотелось вгрызться мне в мозг и посмотреть, что там происходит.
— Сперва я хотел задать его в письме.
Перед моим мысленным взором пронеслось слабое видение бледно-голубого конверта с крестом Йейля.
— Но потом я решил, что будет лучше дождаться, пока ты сюда приедешь, и задать его тебе в лицо. — Он сделал паузу. — Ну что ж, разве тебе не интересно узнать, что это за вопрос?
— А что это за вопрос?
Тон моего голоса не сулил ему ничего хорошего.
Бадди опять подсел ко мне. Он обвил рукой мою талию и стряхнул у меня с уха прядку волос. Я не шевелилась. И тут услышала его шепот:
— Как ты отнесешься к тому, чтобы стать миссис Бадди Уиллард?
Я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться.
Я подумала о том, как восхитил и потряс бы меня этот вопрос в течение всех пяти или шести лет, на протяжении которых я обожала Бадди Уилларда издалека.
Бадди заметил, что я колеблюсь.
— Ну да, понимаю, я сейчас еще в неважной форме, — зачастил он. — Мне предстоит операция, и, возможно, я лишусь одного-двух ребер, но уже следующей осенью я вернусь в Высшую медицинскую школу. И самое позднее через год, начиная с этой минуты…