– Если все произойдет, дорогуша, сегодня, то еще до полуночи ты будешь в объятиях Григория Исааковича, – ответила Ирина, улыбаясь.

– Десятиминутная готовность! – объявил Трабушинский, выходя в предбанник, где толпилась большая часть актеров. Кулис в «Колизее» не было, так как авангардистский дизайн не предусматривал занавеса для сцены. – А где Вера?

– Я здесь, – ответила та, появляясь, закутанная в прозрачную голубую газовую шаль, в черном облегающем платье. В общем, истинная вдова миллиардера, как того и требовала пьеса. Ее глаза были затуманены, но походка пока ровная.

– Великолепно! – воскликнул Трабушинский. – Все в сборе? Ну, дамы и господа, помолимся за удачную премьеру!

Всего через шесть минут труппа театра «Колизей» начала играть премьеру пьесы Бернарда Шоу «Миллиарды Байанта».

В самом начале все шло хорошо, появление Ассикритовой в первом акте зал встретил продолжительными аплодисментами, так что Трабушинский в актерском предбаннике мог только восхищаться приемом, который был оказан его постановке. Но потом, как поняла Инна, с удовольствием наблюдая весь этот цирк, наркотики начали оказывать свое действие.

Вера вела себя немного развязно, шумно вздыхая, бросая томные взгляды, подолгу замолкая, не сразу вспоминая свою реплику. Однако это считали новым образом дивы, и поэтому в обыкновенных проколах все искали тайный эстетический смысл. Но такового просто не оказалось. Прошло еще около получаса. Взглянув на часы, Инна поняла, что действие галлюциногена входит в самую силу. Так и было.

– Что это у тебя, дорогуша, за фигня под платьем? – спросила Вера какую-то пожилую актрису, игравшую незначительную роль. Своей украшенной перстнями дланью она указывала на ее грудь. – Кошмар, сколько раз я говорила, чтобы не шлялись на работу в допотопных лифчиках, только публику пугаете!

Публика же отреагировала на эту чушь смехом, считая, что Трабушинский решил ввести в слова шоу какие-то собственные поправки.

– Эй, подайте мне шампанского! – закричала Вера, и теперь в ее голосе были явственно слышны пьяные нотки. – Эй вы, черти, я же играю вдову миллиардера, где, вашу мать, «Вдова Клико»? Нет, не любите вы меня, все бесталанные сволочи! – Вера с ногами забралась на диван, затем просто растянулась на нем и стала смеяться.

– Что это такое? – буквально выл Трабушинский. – Что эта старая карга плетет! Кошмар, да она же напилась, кто не уследил? Какой позор, какой позор! Она завалит нам весь спектакль! Ну ничего, это ей припомнится!

Тем временем Вера уже встала с дивана и неровной походкой подошла к краю сцены. Публика в ожидании молчала, никто не понимал, что происходит, хотя с демократической галерки уже раздавались свист и выкрики, мол, если растеряла талант и променяла его на водку, то пора на пенсию.

– Что там вякают? – переспросила Вера.

Неожиданно, потеряв координацию, она чуть было не упала, но сумела-таки удержаться.

– Не надо мне помогать! – сказала она какому-то мужчине из первых рядов, бросившемуся поддержать ее. – Ты, медведь, лучше за своей бабой следи, а не за мной. Я великая актриса. Я Вера… Вера… Черт возьми, какая у меня фамилия? За кем я замужем – за этим импотентом Бронштейном или за вечным бабником Морозовым? Впрочем, они все дебилы, даже бутылку шампанского открыть не умели… Шампанское, я требую шампанского!

– Идиотка! Пьянь! А еще кодировалась! – вопил Трабушинский, дергая себя за седую гриву. – Почему у нас нет занавеса, опустить бы и скрыть этот позор! Черт побери, надо было не изощряться, сделать занавес. Хорошо бы сейчас на нее упал прожектор или вся осветительная система! Ну сделайте что-нибудь, спасите спектакль. Это же премьера!

Александр Морозов, тоже бывший муж Веры, который пришел на спектакль, демонстративно поднялся и вышел из зала. Вслед за ним устремилось несколько влиятельных московских гранд-дам, зрители в задних рядах стали топать ногами и свистеть, партер пока сохранял гробовое молчание, следя за монологом Веры.

– Морозов – заместитель министра культуры! – стонал Трабушинский. – А эта мразь его при всех назвала бабником! Теперь конец не только спектаклю, но и всему театру! Иди, заткни пасть этой истеричной алкоголичке! – И режиссер вытолкнул какого-то молодого статиста.

– Но Григорий Исаакович… – взмолился тот. – Когда она напьется, то становится неуправляемой!

– Иди! – заорал тот на него, и его крик был слышен даже в зале.

– Ага, прислали хоть одного! – глупо захихикала Вера. – Молодой больно, но ничего. Иди сюда, – она привлекла к себе статиста, обнимая. – Тетя Вера тебя утешит, иди, мой маленький.

Статист, не зная, что делать, подошел к актрисе.

– Ой! – завопила она, отталкивая его с такой силой, что статист полетел с края сцены прямо вниз. Раздался его приглушенный крик и стоны.

– Там пауки! – начала орать Ассикритова. – Они хотят меня сожрать, я их боюсь! – указывала она на потолок, где сверкала люстра. – Они спускаются на нитях, ой, мерзость! – Она принялась колотить себя по телу, словно убивая насекомых. Инна поняла, что начались галлюцинации.

Публика из партера стала подниматься и уходить. Некоторые перешептывались, другие в открытую говорили, особенно разряженные женщины: