– Знает кошка, чье сало съело, – сказал второй в галстуке без полосок.

– Ну, ну, – сказал третий и поправил галстук с дымчатым оттенком.

– Кошке, в смысле – кота, дома нет, – отрапортовал я.

– Ничего, придет, – сказал первый.

Второй и третий ничего не сказали, а синхронно выдвинулись вперед, свернули мне руки и впихнули мое тело в комнату. Я отчаянно попытался пошарить у них в мозгах. Нашарил должностные инструкции, субординацию, привилегии, тренировки, ответственность, подчинение, уверенность… – сплошные неодушевленные существительные разного рода, способные выполнять функции прилагательных.

Это были умелые ребята. Я и глазом не успел моргнуть, как оказался намертво привязанным к стулу. Они же ходили неспешно по квартире, посматривали, трогали, проверяли. Потом ушли на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Чувствовалось, что мои запасы икры произвели на них хорошее впечатление.

– Хлеба бы еще с маслом, – сказал один.

– Попробуй, как я, с лимончиком, – сказал второй.

– Давненько не ели икорку столовыми ложками, – сказал третий.

– Обормоты, – сказал я, – эта икра для меня вместо валюты.

– Красная или черная? – спросили из кухни.

– Черная вместо долларов, – ответил я, – а красная – дойч марки.

– Хлеб надо в доме иметь, – ответили мне.

– И масло, – добавил первый.

Они помолчали, чавкая, а потом добавли чуть ли не хором:

– Будешь болтать, рот заклеем.

Все, что оставалось мне в такой ситуации – подумать. У меня, как у человека далеко не смелого, в минуту опасности процесс мышления всегда шел активно. Поэтому я вздохнул, прикрыл глаза и приступил к этому процессу.

Мне было известно, что Ыдыки умели материализовывать свои и чужие желания. Эволюция там шла странно. Если на Земле эволюционные процессы стимулировались желаниями иметь то, что есть у соседа, и ленью, то Ыдыкам желать было незачем. Наоборот, желать им было вредно и опасно. В результате все те, кто желал дурное ближним, этих ближних уничтожали до тех пор, пока не осознали, что могут остаться в одиночестве. Сохранившаяся немногочисленная популяция генетически была запрограммирована на доброту. Но и доброта у неумелых желателей могла стать бессознательным оружием. Например, один Ыдыка, проходя мимо дома соседа, услышал стоны. Подумав, что сосед недомогает, он пожелал тому избавится от страданий, вызывающих стоны. Бедный сосед был «осчастливлен» этим добрым желанием в момент близкого сексуального экстаза и надолго лишился оснований для стонов [37] .

Тут, просто необходимо помнить, что всеобъемлющий разум Ыдык, способный воспринимать мысли и чувства любых существ вселенной, природа предусмотрительно снабдила ограничением. Друг друга они не могли телепатировать. Поэтому они сохранили несколько видов речи для общения: звуковой, мимический, символический и тактильный…

Тут я осознал, что удаляюсь в своих рассуждениях от цели их. Мне надо было найти в Ыдыке Бе нечто, что помогло бы спастись от беды. Я еще крепче зажмурился и начал снова.

Отбор шел жестко, материальные чувства постепенно сменялись умственными. Ыдыки на практике осуществляли теорию о торжестве чистого разума. Они избавлялись от тел, вызывающих вещественные желания, но перейти в облик энергетического сгустка они могли только после первой смерти. Да и не любили Ыдыки постоянно быть бестелесными. Зато уж тела они изобретали себя разнообразные. Ыдыка Бе, например, любил строить себе бесформенную тушу, напоминающую земного гиппопотама и месяцами нежиться в грязи.

Разтроение было болезнью, во время которой Ыдыки частично теряли контроль над чувствами. Правильней, даже, сказать, когда они вновь их обретали, так как для расы в целом чувства давно превратились в нечто рудиментарное. Вроде хвоста у человека. Полностью патогенез этой болезни землянам непонятен, ясны только некоторые симптомы. Ыдыка Бе, например, в период заболевания носил в себе три личности: сознание своего первобытного пращура, сознание ребенка и сознание самого себя, зрелого Ыдыки при солидной должности. И все эти личности действовали совершенно асинхронно.

Вот, вот, озарило меня. Надо обратиться к Ыдыке первобытному или к Ыдыке ребенку. Но тут от меня ничего не зависит, это как игра в три листика. А мне никогда не везло в азартных играх. Фортуна предпочитала не поворачиваться ко мне лицом, памятуя, что сексуальная ориентация у меня нормальная, она ничем не рисковала.

Я попытался установить телепатическую связь с котом, но тщетно. Тогда я направил неслышный призыв к соседке. Но ее не было дома, а попытка отыскать ее сознание среди многомиллионного города не удалась, слишком мало было у меня опыта в использовании сверхчувственного поиска.