Элька затравленно посмотрела на меня и поинтересовалась, не сержусь ли я на нее. Тут я дико завопил от радости и даже подбросил Эльку к потолку. Она стукнулась головой об люстру.

От волнения мы жутко проголодались и спустились на кухню в поисках пропитания. По кухне кружили родители, они готовили на ужин десерт тирамису, и, должен признаться, именно это стало для меня самым большим потрясением сегодняшнего дня.

Рассказал Эльке про свою любовь, и здесь еще раз подтвердилась латинская пословица, что друзья познаются в беде. Эльке пришла в голову просто фантастическая идея: написать послание незнакомке и вместе с моей фотографией расклеить на всех станциях метро. Должно сработать!

Наверное, в моей жизни наступает светлая полоса. Даже родители перестали ссориться. Когда я шел в ванную почистить брекеты, то услыхал, как мама ласково журит отца за то, что он слишком сильно взбивал творог для тирамису и поэтому десерт свернулся.

Правда, с утра начинаются школьные будни под деспотическим правлением собственного отца. Но нельзя же иметь в жизни все!

Уже в пять утра отец поставил на ноги весь дом. Прямо как прима-балерина перед премьерой! Он переживает, как его примут в гимназии. Ну, на его месте я бы на многое не рассчитывал. Лучше приятно удивляться потом, чем сразу получить хороший тычок. Я-то знаю, что говорю. По части жизненных разочарований у меня железное первое место.

Отец каждую минуту осматривал свои ботинки, подозрительно принюхивался, а затем прыскал внутрь какую-то гадость. После того как он в очередной раз предложил маме понюхать его ботинки и убедиться, что они не воняют, мама бешено заорала:

– Неужто так до самой пенсии будет продолжаться? Свихнуться можно! Последний раз тебе говорю: ботинки не воняют! Спросишь еще раз, запишу тебя на курс для страдающих навязчивым неврозом!

До гимназии мы с отцом добирались вместе, сначала на метро, потом автобусом. Естественно, я соблюдал дистанцию, чтобы не сближаться с правящим классом. Все же я всерьез обеспокоился после того, как отец снял ботинок в метро и украдкой понюхал! Надеюсь, хоть на педсовете он не отколет такой номер.

На утренней линейке отец поприветствовал школьную общественность:

– Как и вы, я трясусь от волнения, однако верю, что вместе мы сделаем все возможное, чтобы каждое утро нам хотелось приходить сюда.

В новом костюме он выглядел вполне прилично, и, если бы не личное знакомство, я бы еще, чего доброго, поверил в его обещания. Отец совершенно не имеет представления о трудной молодежи!

Потом потащился в класс. Теперь мне придется еще тяжелее – добавилась ответственность за отца. По школе, конечно же, мгновенно разнесся слух, что я его сын. Клепсидра старательно улыбалась мне весь урок, но я был тверд. Интересно, теперь она уже определилась относительно моего пола?

Насчет того, что меня будут дразнить из-за брекетов, я опасался совершенно зря.

После того как отец сообщил на линейке свою фамилию, число лиц, обзывавших меня проволочником, резко уменьшилось. Не будь я таким морально устойчивым, обязательно воспользовался бы ситуацией. Пока еще в школе не знают, что отец не приветствует коррупцию.

До возвращения домой получил семнадцать приглашений на вечеринки. О нет! Я прекрасно знаю, что интересует моих лицемерных соучеников. Только доступ к школьному журналу и разговоры в учительской.

Отец провел со мной принципиальную беседу:

– Надеюсь, ты понимаешь всю серьезность ситуации. Мы носим одну фамилию, и я буду требовать от тебя больше, чем от обычного ученика. Никакой снисходительности ты не дождешься, наоборот, будешь под особым надзором. И не вздумай заикнуться о Хи Йонг!

Да, слов поддержки мне очень не хватало. Чувствую, школу надо менять как можно быстрее. Позвонил в школьное управление, меня там обрадовали, сообщив, что все классы укомплектованы. Можно только попасть в спецучреждение для особо трудных подростков. Если постараться, то шансы у меня есть.

Отец проводит в школе революционные изменения. Вроде бы в учительской уже образовалась первая оппозиционная фракция. Совершенно не имею ничего против, мало того, с удовольствием бы к ней присоединился. Мой инстинкт самосохранения подсказывает, что в этом учебном заведении есть место только для одного человека с фамилией Гонбчак.

Итак, во-первых, на большой перемене отец показывает желающим расслабляющие упражнения тай-цзи. По его мнению, это повысит нашу «умственную производительность».

Во-вторых, в коридоре на стенку повесили ящик для жалоб и предложений – естественно, анонимных. Как только в них появятся нецензурные слова, ящик будет демонтирован, а для учащихся введут старое доброе наказание: стоять на коленях на сухом горохе. Бурные аплодисменты!

В-третьих, стенка перед учительской будет выложена толстым слоем губки и украшена портретами учителей. Это будет своеобразный буфер безопасности, охраняющий прототипы от непосредственной агрессии учеников (аплодисменты, переходящие в истерику).