— Позвольте мне кое-что вам объяснить, доктор Маршалл. Я весьма влиятельный человек, и не только в Нью-Йорке или Голливуде. Если решите сделать меня своим врагом, то совершите большую ошибку. — Он стер ладонью надпись с блокнота, затем повернулся к Туссену. — Попытайтесь найти доктора Салли. Что-то мне подсказывает, что он окажется посговорчивей.

Поздно ночью Маршалл шел по заваленным древним оборудованием коридорам уровня «В». Зная, что сразу заснуть ему все равно не удастся, он решил совершить уже успевшую войти в привычку ночную прогулку.

Поднявшись по лестнице, он вышел в вестибюль, слыша звенящий звук своих собственных шагов по покрытому частично металлом, частично линолеумом полу. На посту охраны кто-то сидел — с тех пор как прибыла съемочная группа, отвечавший за порядок на базе Гонсалес держал там человека и ночью, несмотря на предельную занятость своих подчиненных. Однако, к удивлению Маршалла, позднюю вахту сейчас нес сам сержант.

Увидев приближающегося Маршалла, Гонсалес кивнул ему. Несмотря на то что этому человеку было под пятьдесят, от него веяло неиссякаемой силой.

— Собрались, как всегда, прогуляться перед сном, док? — спросил он.

— Верно, — ответил Маршалл, слегка сбитый с толку — он и не подозревал, что Гонсалес знает о ночных вылазках. — Что-то не спится.

— Неудивительно, учитывая, что творит эта братия.

Гонсалес хмуро посмотрел на ученого. Голова его, казалось, росла прямо из плеч, и когда он неодобрительно покачал ею, это далось ему с явным трудом.

— Довольно шумное сообщество, — рассмеялся Маршалл.

— Прошу прощения, док, — усмехнулся Гонсалес, — но шум — только самое меньшее из всех зол. Их просто много. Чересчур много. Вдвое больше, чем мы ожидали. Моя база вот-вот развалится. Она давно устарела и в настоящем своем состоянии совсем не рассчитана на такую ораву. Нас всего четверо, и мы просто не успеваем за всеми следить. Сегодня днем Марселин обнаружил еще одного нарушителя, забредшего в запретную зону. В сектор стратегических операций. — Он снова нахмурился. — Меня так и подмывает направить официальную жалобу.

— Скоро станет полегче. Думаю, около десятка из них завтра уже улетят.

Он слышал, что, как только основные съемки будут закончены, рабочих отправят обратно на юг.

— Для меня это не слишком скоро, — проворчал Гонсалес.

Маршалл испытующе посмотрел на него. Гонсалес не без причин называл эту базу своей. Ему, правда, уже светила отставка, однако, по слухам, он провел здесь почти тридцать лет — в полной изоляции и на четыреста миль севернее Полярного круга. Это казалось невероятным — остальные трое солдат, несомненно, спали и видели, когда их отзовут. «Вероятно, — подумал Маршалл, — Гонсалес проторчал тут так долго, что уже не может представить себе жизни где-либо еще. Или, возможно, на что намекала и Экберг, он просто ценит уединение».

Помахав сержанту, он направился к главному выходу. Большой внешний термометр в раздевалке показывал минус пять по Фаренгейту. Открыв свой шкафчик, Маршалл надел парку, вязаный шлем, меховые сапоги и перчатки, после чего пересек тамбур и, толкнув внешнюю дверь, вышел в ночь.

Над каменным пятачком за воротами простиралось бескрайнее звездное небо. Маршалл на мгновение остановился, привыкая к морозному воздуху, затем зашагал в темноту, сунув руки в перчатках в карманы и высматривая под ногами предательские извивы силовых кабелей. Ветер полностью стих, и на снег падали голубоватые отблески растущей луны. Вся съемочная группа вкупе с рабочей командой сейчас находилась на базе — сборные домики и амбарчики были погружены в сверхъестественную тишину. Единственный ноющий звук исходил от энергостанции, словно жаловавшейся на возросшее число потребителей ее мощи.

Остановившись у ограждения, он осторожно огляделся вокруг. С тех пор как ученые прилетели сюда, им на глаза попалось по крайней мере полдюжины белых медведей, но сегодня в сиянии звездной ночи нигде не виднелось ни одного темного силуэта, бродящего по бескрайней пустыне или уродливым нагромождениям лавы. Плотнее надвинув капюшон, Маршалл прошел мимо пустой будки охраны, направляясь к нахоженному пути.

Вскоре он уже поднимался по пологой тропе к леднику, оставляя позади облака выдыхаемого им пара. Постепенно его шаги становились все длинней, все размеренней. Еще часок подобной прогулки, и, возможно, он совсем успокоится, а затем и сумеет уснуть, невзирая на шум, какой киношники умудрялись производить даже ночью.

Через пятнадцать минут склон несколько выровнялся. Машин уже не было, и впереди открывался вид на ледник — голубую громаду, словно светившуюся изнутри в лунном свете. А возле нее чернело отверстие уже в лавовой толще…

Он замер, увидев, что там кто-то стоит. Три тени на фоне кромешного мрака.

Замедлив шаг, он подошел ближе. Люди о чем-то переговаривались друг с другом — до него доносились их приглушенные голоса. Услышав шаги, они обернулись, и он с удивлением узнал остальных своих коллег — Салли, Фарадея, Пенни Барбур. Отсутствовал только Чен, аспирант. Казалось, будто некая таинственная сила вдруг привлекла всех наверх.

Увидев Маршалла, Салли кивнул.

— Неплохая ночь для прогулок, — сказал он.

На плече у него висело охотничье ружье.

— Все лучше, чем кошмар там, на базе, — ответил Маршалл.

Он ожидал, что Салли начнет возражать, но ошибся. Климатолог мрачно поморщился.

— Они снимали какую-то сцену в тактическом центре, рядом с моей лабораторией. Не поверишь — изображая при этом нас. Сделали как минимум десяток дублей. Я просто не мог этого вынести.

— Кстати, раз уж зашла речь о фильме, как прошло твое интервью? — спросил Маршалл.