За это время Пелон поднялся, подошёл к тому месту, где беззвучно извивался на траве Мартышка. Подобрав камень размером с дыню, он раскроил голову яки и вернулся к огню.

— Патронов, — заметил он, — и так мало.

Бен Колл, которому подобные индейские шуточки были, вероятно, менее непривычны, нежели другим из присутствующих белых, сложил пальцы обеих рук.

— Да, — заявил он по-испански, — но тебе не следовало расходовать и этой одной пули. Солдаты, конечно, услышали.

— Ну, конечно, услышали, — улыбнулся Пелон. — А коли так, среди всех этих скал и крутых холмов да жёлтых гор, напоминающих сгнившие пни, как они узнают, откуда он раздался? Оттуда? Отсюда? Отовсюду?

— Верно, — согласился Бен Колл. — А потом, они к тому же солдаты-бизоны, а сейчас ночь. Они боятся тьмы. Знаешь, как и многие индейцы.

— Да, — кивнул Пелон, — и многие белые люди.

Политик Санчес, помахав рукой, добавил:

— Си, амигос, и даже некоторые мехиканос, а?

На что раздался лёгкий смешок со стороны Пелона, и вождь бандитов, оттаяв, продолжал в более спокойном тоне:

— Взглянем на этот несчастный случай с более благоприятной стороны, — предложил он. — Неприятно терять столь славного бойца, как Мартышка, но следует быть честными: он поднял бы бузу среди нас, раньше или позднее, из-за этой своей безграничной ненависти к йори. Как только мне стало ясно, что наша компания отправится из этого лагеря наполовину белой, Мартышка, естественно, уже был мёртв. — Он, защищаясь, выставил вперёд руки, как только увидел протестующие гримасы Маккенны, Вэчела и Деплена. — Не будьте столь поспешными в своих осуждениях, друзья, — сказал он. — Могли ли мы позволить Мартышке уехать отсюда, зная, что ему известны наши планы? Предпочёл бы кто-то из вас, чтобы столь точная информация стала достоянием, скажем, властей Хила-Сити? Или армейских офицеров, расквартированных поблизости? Ты, Бенито, — сказал он, выделяя Колла, — был бы ты доволен, будь твоё имя упомянуто вместе с моим в этом маленьком приключении? Я имею в виду после такого дела, как то, что у нас произошло на ранчо с белой девушкой?

— Нет, — ответил Колл просто, — едва ли.

— Думаю, что и так ты знаешь уже слишком много о верёвках, а, Бенито? — Он издал при этом свой быстрый лающий смех, и Колл, который был участником родео и определённо одним из лучших мастеров лассо на Юго-Западе, кивнул снова и без улыбки ответил:

— Да, амиго, это так, человек может повредить себя, шутя с верёвкой.

— О да, — отвечал Пелон, — особенно если их держат другие, а, компадре? Либо наброшены на ветвь удобного дерева? Прямо над твоей собственной осёдланной лошадью? С затяжной петлёй на висящем конце? Всё, конечно, только в шутку.

— Конечно, — ответил Бен Колл.

— Значит, мы поняли друг друга?

— Если ты хочешь сказать — понимаю ли я, что меня могут повесить за сделанное тобой на ранчо Стэнтонов, будь я пойман в компании с тобой, ответ положителен. Тут ты привёл важный аргумент. Я въехал в Хила-Сити только вчера. У меня могли быть неприятности при отчётности за день предыдущий. Продолжай.

— Что ж, — пожал плечами Пелон, указывая на Маккенну и белую девушку, — поскольку эти двое твоих друзей имеют ту же ставку в игре, что и ты — собственные жизни, — не надо долго спорить по поводу необходимости покончить с яки. Кроме того, для меня это был пундонёр. Вопрос чести.

— Вот как? — осведомился Бен Колл. — Каким образом?

— Из-за моего договора с Маккенной, — ответил Пелон Лопес. — Я дал ему слово, что мы выедем из этого лагеря с одним белым человеком на его стороне на каждого из моих мучачос. После того, как ты смог найти только двух людей, выезжая из Хила-Сити, это создавало неловкость. Как хефе, мне нужно было по справедливости отреагировать на неё, уравнивая шансы.

Глен Маккенна оставил чашку с кофе. Даже прожив одиннадцать лет среди апачей, он был потрясён жестоким хладнокровием этого заявления.

— Ты хочешь сказать, — прервал он осторожно, — что убил этого индейца, чтобы уравнять стороны нашей группы?

Пелон пожал широкими плечами, извиняясь.

— Что ж, Маккенна, — осведомился он, — надеюсь, ты умеешь считать?

— Умею.

— Тогда посчитай вместе со мной: допуская, что Хачита поступит, как обещал, и отвезёт старого Энха на ранчерию Нана, в моей партии оставалось пять человек. Далее появляется Бенито с двумя гринго, и это составляло только четырёх с твоей стороны. Пять и четыре — неравные числа. И вот мой друг Мартышка предлагает решить эту проблему, оставив нас. Я всего лишь позаботился, чтобы он не переменил своё намерение, и, дьявол возьми, вот нас четверо на четверо. Спор чести разрешён достойно, и Пелон сдержал своё слово. Чего ещё тебе нужно?

Вопрос был явно риторическим. Но Беш, стройный потомок вождя чирикауа, Кочиса, не был искушён в подобных изяществах стиля.

— Только одного, — ответил он своим примечательным голосом. — Нужно пересчитать всех ещё раз.

— Что? — спросил Пелон, вставая. — Пересчитать? Зачем?

— Из-за Хачиты, — ответил Беш. — Он не едет на ранчерию Нана. Он поедет с нами в Сно-Та-Хэй.

С этими словами юноша-апаче встал тоже. Он и бандит-полукровка смерили друг друга взглядами сквозь пламя костра. Пелон нарушил молчание.

— Но это Хачита сказал, будто поедет на ранчерию Нана. Я не просил его ехать.

— Я говорю за Хачиту. Спрашивайте у меня.

— Ладно. Ты разрешаешь Хачите ехать с телом старика в деревню Нана?

— Нет.

— Почему?

— Не могу сказать.

— Это твоё последнее слово?

— Зависит от…

— От чего?

— От того, как ты поступишь с тем револьвером, который взводишь сейчас под серапе.

— Что ты хочешь сказать?

— Вынь револьвер и посмотришь.