Где во всей цепи обстоятельств допустил он грубую ошибку? Какой поворот тропы предоставил ему последний удобный шанс для того, чтобы поставить на кон свою жизнь и Фрэнси? Ему казалось, что он упустил много таких возможностей. Однако по правде, не было такого момента, когда любой решительный шаг, вызванный произволом или отчаянием, не погубил бы Фрэнси Стэнтон, или, что так же плохо или ещё хуже, когда такой шаг не ранил бы или убил его, тем самым отдав девушку во власть банды негодяев. Не видно было спасительной щели, чтобы уйти на волю при первой же возможности. Он решил проанализировать всё это вместе с Фрэнси, чтобы девушка поняла его поведение до этой минуты и знала, как вести себя в будущем.

Самым разумным выводом из всего было продолжать путешествие вместе со сворой Пелона, пока какой-нибудь будущий поворот тропы не откроет окно на свободу, в которой им так долго было отказано. Впереди лежал ещё долгий-долгий путь в Каньон-дель-Оро. Почти наверняка между могилой Сэлли и Сно-Та-Хэй появится время и место, где он и стойкая шестнадцатилетняя девушка смогут предпринять свой побег на волю.

Пока же задача заключалась в том, чтобы играть в игру разбойников вместе с Пелоном Лопесом, поддерживать этот тоненький мостик симпатии, которую этот разбойник-убийца обнаруживал к нему ещё со времён их первой встречи много лет назад; продолжать искать слабость этого злодея, которая ему свойственна и благодаря которой — Маккенна по-прежнему верил — можно будет наконец перехитрить и одолеть его.

Что же до присоединения к банде молодого убийцы Юноши Мики Тиббса, это была сама по себе вещь опасная. Маккенна был уверен, что юнец обладает преступными наклонностями, как и Пелон Лопес, но без спасительной «внутренней искры». За Юнцом Мики на каждом шагу, на каждом привале нужен был глаз, и на каждой миле между привалами. Можно было смело допустить, что при таком окружении — Пелон, Хачита и Юный Мики — ни на миг жизнь двоих белых «компаньонов» не будет в безопасности.

Что касается Хачиты — опять же оставался вопрос скудоумия, отметившего его дикарскую индивидуальность. Он, казалось, предпочитал держаться поближе к Маккенне, но продолжал хмуриться и глядеть на белого человека так, словно должен был вспомнить что-то неприятное, с ним связанное. Это заставляло бородатого золотодобытчика держаться начеку. Иметь рядом подобную тень было скорее охлаждающим, нежели бодрящим ощущением. Всё же, как в случае с Пелоном и Юнцом Мики, с Хачитой следовало мириться.

В самом деле, даже сейчас, когда погребение Сэлли было уже позади и вся компания садилась на коней, чтобы покинуть луг смерти, великан-апаче продолжал маячить около Маккенны.

Пелон заметил это и приказал Хачите выдвинуться вперёд кавалькады и ехать рядом с ним. На это апаче ответил отказом. Его погибший друг велел ему довериться белому человеку с рыжими волосами. Он будет ехать рядом с этим человеком. Маккенна быстро уверил Пелона в том, что его не тяготит эта компания. Он также, и весьма тонко, попытался уверить в этом скривившегося Хачиту.

— Schicho, — сказал он мимбреньо на его родном языке, улыбаясь, и положил свою руку на напрягшееся богатырское плечо индейца.

Слово на языке апачей означало «друг», и, поразмыслив озабоченно над ним с минуту, Хачита улыбнулся и положил собственную лапу на плечо Маккенны, пробасив: «Schichobe», что было ещё лучше, ибо означало «старый друг».

Соглашение это вполне устраивало Пелона. Для него, казалось, нежелательно было никакое трение между собой и большим апачем, и он, кроме того, всё более озабоченно размышлял о возможностях добраться до Сно-Та-Хэй.

— Скорее, — позвал он быстро, — двинулись!

Он вывел коня вперёд, поставив Юнца Мики позади, затем Малипаи с ружьём, нацеленным в спину кавалерийскому скауту, затем Фрэнси Стэнтон, Маккенну и Хачиту.

Когда эти двое заняли свои позиции в арьергарде кавалькады, апаче с минуту поколебался, оглядываясь на каньон, на его подножие, на безмолвные камни рокового водоёма у Черепов.

— Как я хотел бы, — сетуя, поведал он Маккенне, — вспомнить, что именно мой погибший друг завещал мне. Это было как-то связано с нами двумя, для чего мы оказались среди этих псов, зачем приехали на ранчерию старого Энха и Малипаи. Как я хотел бы быть умнее, быстрее разумом! Мой друг был бы огорчён, если б знал, что я позабыл всё, о чём он завещал мне помнить.

— Ты вспомнишь, — уверил его Маккенна. — Продолжай попытки, и оно вспыхнет у тебя в сознании в один прекрасный миг легче лёгкого. Вот увидишь. Поехали, твой друг верит в тебя, Он знает, что ты вспомнишь.

Огромный апаче кивнул головой и, казалось, успокоился.

— Спасибо тебе, белый друг, — улыбнулся он. — Мой товарищ наказал мне верить в тебя, и так оно и будет. Поехали — вперёд!

Он пришпорил своего маленького мустанга и вместе с Маккенной тронулся вдоль по узкому каньону следом за остальными.

На ходу Маккенна тоже улыбался. Приятно было ощущать себя по-прежнему в живых, опять иметь рядом Фрэнси и обрести такого друга, как этот простодушный гигант под боком, и всё за один час в этот замечательный аризонский день.

Особенно приятно было чувствовать себя в состоянии помочь бедному парню и прекратить его мучения, всего лишь похлопав по спине с уверением, что однажды тот с лёгкостью вспомнит, что именно говорил ему Беш.

А доведись тогда Глену Маккенне узнать, что именно сказал Беш Хачите, теплота покоя обратилась бы в лёд. Сейчас же его голубые глаза сияли ещё ярче, чем прежде, там, у Нечаянных Трав, повыше Яки-Спринг, когда его руку пожала Фрэнси Стэнтон, а его сердце, без всякой на то причины, сколько-нибудь объяснимой для тридцатилетнего человека, забилось беззаботно, как ласточка, вьющая гнездо внутри высокого кактуса-сагуаро.