Таким образом, расисты поставили перед нами огромную и страшную проблему. По грандиозности эта проблема может сравниться только с проблемой полной перестройки общества. В борьбе с расизмом мы должны использовать любое действенное оружие: избирательное право, чтобы удалить расистов с арены общественной жизни; законодательство, чтобы запретить подобную практику; образование, чтобы освободить людей от развращающего влияния мифа. Это вопрос личной безопасности. Ибо социальное неравенство во всех своих проявлениях – от сегрегации до массовых убийств – всегда приводит к потреблению тех, кто не желает жить и умереть рабом.

В той мере, в какой понятие расы вообще научно применимо, оно применимо как способ классификации человеческих существ по их отдаленным истокам. Таким путем этнограф может, скажем, проследить (по крайней мере предположительно) перемещение народов в далекие века, предшествовавшие записанной истории. Сравнивая черепа и геологические пласты, в которых они были найдены, он может узнать и кое-что об эволюции homo sapiens. Но уважающий себя этнограф никогда не будет представлять пилтдаунского человека "зловещим", а кроманьонца – "дружелюбным".

Что такое классификация? Это в каком-то смысле регистрация факта – а именно того факта, что определенное число индивидов обладает одним или несколькими качествами сообща. Кроме того, это инструмент, выполняющий в качестве такового функцию точки отсчета, вокруг которой можно строить систему знаний. Изучающие химию, ботанику, зоологию при всей головоломке, какую им задают всевозможные виды и подвиды с их неудобоваримой терминологией, тем не менее признают, что без этой классификации соответствующую область знания так и не удалось бы систематизировать.

В качестве инструментов для приведения знаний в систему различные классификации обнаруживают различную степень эффективности. Простого факта, что такой-то класс существует или может быть выделен, еще недостаточно. Полезность, а тем самым научная значимость выделения того или иного класса возрастают пропорционально количеству знания, которое можно с его помощью привести в систему. Никто не мешает создать класс "желтых вещей", куда войдут, среди прочего, нарциссы и сера. Можно будет утверждать, что такой класс существует, но его значение окажется ничтожным. Так мало можно сказать о представителях этого класса на основании факта их вхождения в него, что едва ли здесь вообще достигается какая бы то ни было организация знания. Класс существует, однако он относительно, а может быть и абсолютно, бесполезен.

Но вот объединение крыс, белок и бобров в один класс "грызунов" очень полезно. Несмотря на значительное различие внешнего вида этих животных, они имеют одинаковое строение зубов, и между прочим это строение их зубов может очень многое объяснить в их поведении и образе жизни. Так что многое из того, что мы знаем о крысах, белках и бобрах, может быть систематизировано вокруг этой классификации. Класс существует и является полезным научным инструментом.

Вы, наверное, заметили, что, избрав строение зубов как основу для классификации, мы сумели систематизировать так много знания вокруг такой мелочи. Структура зубов в нашем примере – хорошая иллюстрация того, что мы называем "сущностными свойствами". Это – ключевые свойства; они лучше любых других проясняют, чем являются вещи и что они делают. Наоборот, свойство "желтый" совершенно бессильно объяснить природу нарциссов и серы, между которыми, по сути дела, только внешнее сходство. В своих сущностных свойствах они глубоко различны.

Желая систематизировать знание, вы постараетесь поэтому строить свою классификацию на сущностных свойствах. Вам надо будет выделять классы, представители которых имеют максимальное сходство между собой и максимальное отличие от представителей других классов. Однако предположим, что вместо организации знания вы вознамерились организовывать невежество и предрассудки. Вам тогда надо будет поступать как раз наоборот. Вы должны будете отбирать несущественные свойства, отбрасывая сущностные. Вы должны будете совершенно обойти вопрос о реальном сходстве представителей группы между собой. Вы должны будете создавать расплывчатые и текучие классы, чтобы включать в них каких угодно индивидов на ваш выбор. Устроив все таким образом, вы сможете приступать к удалению определенных представителей из данного класса или к введению в него других, маневрируя в зависимости от тактической надобности. Подобно нацистам, вы сможете сделать из японцев "арийцев", а из русских – "азиатов". А что, если наука ни при какой натяжке не в состоянии отождествить ваши классы с расами? Велика беда! Ведь вы систематизируете не знание, а предрассудки; вы распространяете не просвещение, а ненависть. А главное, вы в корне развращаете умы людей, приучая их презирать науку и доверяться мифу.

Поэтому, когда расист вступает на эту звериную тропу, которая обязательно кончится строительством лагерей смерти, он отделывается от всякой науки и всякой логики. Основой для расовой классификации он делает не сущностное свойство, а такое, которое по его расчетам вы сможете легко распознавать, а после необходимой тренировки и ненавидеть. И надо сказать, что нет более бросающегося в глаза свойства, чем цвет человеческой кожи, а из черт лица – более явственной, чем форма носа. Стоит открыть глаза, и мы заметим, что у одних кожа желтая, у других коричневая; что одни носы крючковатые, другие плоские. Запас интеллигентности, необходимый для констатации этого, не больше запаса, необходимого для разглядывания чего-нибудь прямо в упор. Если теперь вас удастся научить ненависти к желтой коже и черной коже, крючковатым носам и плоским носам, вы одним скачком сможете превратиться в законченного расиста. И для этого вам не понадобится вовсе никакой интеллигентности.

Отсюда ясно, что расизм и наука едва ли имеют между собой что-то общее, кроме использования нескольких одинаковых терминов, да и эти термины расисты так безжалостно обработали, что всякий разумный смысл в них оказался погребен под толщей злоупотребления. Больше того, сила расизма так возросла, а его определения стали такими дикими, что честные ученые недоумевают, вправе ли они еще употреблять прежнюю терминологию. Ведь если расисты фанатически убеждены, что евреи, например, составляют особую расу, то ученым, со своей стороны, очень хорошо известно, что ничего такого евреи не составляют. А если многие тысячи людей принимают прежнее значение слов, то какой толк ученому применять слово "раса" в собственном, более строгом и спокойном смысле? Он неизбежно почувствует, что немало выиграет, если начнет пользоваться просто каким-нибудь другим словом.