Что касается дальнейшей судьбы Антона Игнатьевича Барташевича, то известно, что спустя много лет он вышел на пенсию в чине подполковника. Скорее всего, многочисленные друзья и сослуживцы Барташевича по Средиземноморской эскадре (а участники Средиземноморского похода вскоре выдвинулись почти на все руководящие посты как на Балтийском, так и на Черноморском флотах) по прошествии некоторого времени все же нашли возможность вернуть своего несчастного сотоварища в офицерскую семью, хотя, разумеется, ни о какой особой карьере для него речь уже идти не могла. Как сложилась жизнь разжалованного артиллерийского офицера и цейхтвахтера, неизвестно. Скорее всего, они так и остались нести крест матросской службы. За них заступаться было некому.

Вот и вся история гибели одного из лучших кораблей российского флота. Добавить ко всему сказанному можно лишь то, что более никогда в нашем флоте кораблей с именем «Фершампенуаз» не существовало. Может быть, само малопонятное и труднопроизносимое слово «Фершампенуаз» не прижилось среди русских моряков, однако, скорее всего, решение никогда больше не возвращаться к нему было все же вызвано именно печальной судьбой первого и последнего «Фершампенуаза».

Историк А. Соколов в 1874 году писал; «Гибель корабля „Лефорт“ представляет собою одно из тех событий, которые, к счастью, случаются весьма редко и причины которых, несмотря на всю энергию следователей, остаются неразгаданными…»

Только что закончилась Крымская война. Несмотря на героизм защитников Севастополя и мужество воинов Южной армии, Россия надолго лишилась своего Черноморского флота. На Балтике же флот все еще оставался парусным, и его необходимо было в кратчайшее время менять на паровой. Однако пока паровые суда только строились, и над балтийскими волнами по-прежнему властвовали последние парусные гиганты. Одним из них был 84-пушечный линейный корабль «Лефорт».

Зимой 1856–1857 годов «Лефорт», входивший в состав Второй флотской дивизии, простоял в Ревеле. В конце летней кампании 1857 года генерал-адмиралом великим князем Константином Николаевичем было решено перевести корабли этой дивизии в Кронштадт. Переход предстоял в общем-то самый заурядный. Из Свеаборга в Кронштадт отправились линкоры «Не тронь меня» и «Красный» под началом командующего дивизией вице-адмирала Митькова, а из Ревеля — зимовавшие там линейные корабли «Владимир», «Императрица Александра» и «Лефорт». Общее командование переходившими из Ревеля кораблями было поручено заведовавшему ревельскими флотскими экипажами контр-адмиралу Нордману. Контр-адмирал поднял свой флаг на линейном корабле «Владимир». Несколько ранее на буксире парохода «Гремящий» был отправлен из Ревеля в Кронштадт и благополучно туда прибыл 74-пушечный линейный корабль «Память Азова».

В последних числах августа все три находящихся в Ревеле линкора вытянулись на внешний рейд. Они были вооружены и снабжены на месяц провиантом. На борту «Лефорта» в это время находилось 12 офицеров, 743 человека команды.

Командовал линейным кораблем капитан 1-го ранга Александр Михайлович Кишкин. Командир был достаточно опытен. Наваринскую кампанию он проплавал на Средиземном море на линейном корабле «Фершампенуаз». Дальнейшую службу провел на Балтике, где большую часть времени плавал в Финском заливе, который знал как свои пять пальцев со всеми отмелями, течениями и ветрами. Дважды совершал переход на новостроенных судах из Архангельска в Кронштадт, причем второй раз в 1852 году в качестве командира фрегата «Диана». Затем Кишкин командовал «Дианой» на Балтике. Скорее всего, он и ушел бы на знаменитом фрегате на Дальний Восток, если бы буквально за месяц до отплытия ему не был предложен линейный корабль «Сисой Великий». Всю Крымскую войну он находился на линкоре в готовности к генеральному сражению с английским флотом на рейде Кронштадта. В 1856 году Кишкин стал капитаном 1-го ранга, а в следующем году принял под свое начало линейный корабль «Лефорт», названный в честь первого российского адмирала, учителя и сподвижника Петра Первого.

Вахтенными начальниками на линейном корабле «Лефорт» состояли лейтенанты Куроедов, Иванчин и Апыхтин. Начальниками мачт были мичманы Киселев и Копытов. Старшим врачом корабля являлся надворный советник Вишняков, лекарем — Шахов. Помимо них на «Лефорте» служили следующие офицеры: прапорщик морской артиллерии Злобин, унтер-цейхвахтер Никитин, подпоручик корпуса флотских штурманов Никитин и прапорщик корпуса флотских штурманов Петров 17-й, прапорщик адмиралтейства Терюхов и подполковник морской артиллерии Дмитриев. Нижних чинов на корабле числилось более 500.

Кроме того, на борту линкора находилось немало пассажиров. В те времена перевозка на военных судах членов семей моряков была вполне обычным делом. В данном случае корабль уходил на зимовку в другой порт, и любящие жены отправились туда за своими мужьями. В числе пассажиров, отправлявшихся на «Лефорте» в Кронштадт, была жена командира с двумя племянницами-подростками, жена лейтенанта Иванчина с малолетней дочерью, жена лейтенанта Апыхтина, жена унтер-цейхвахтера Никитина, жена состоящего по адмиралтейству прапорщика Иванова, вдова штабс-капитана корпуса штурманов Бачманова, жена подполковника корпуса морской артиллерии Дмитриева с сыном. На «Лефорте» находилось немало и матросских жен, часть из которых были с детьми. Всего же на линейном корабле плыли 53 женщины и 17 детей.

Уходящие в Кронштадт линейные корабли должны были первоначально тащить на буксире пароходы, но последние почему-то задержались, и контр-адмирал Нордман принял вполне обоснованное решение идти в Кронштадт своим ходом. Оставалось лишь дождаться попутного ветра.

Из отчета следственной комиссии: «„Лефорт“ вышел из гавани в совершенном порядке, под парусами: фор-марселем и крюйселем, за что, если бы тогда были у контр-адмирала Нордмана сигнальные книги, он имел бы причину изъявить „Лефорту“ свое удовольствие. 7 сентября корабли были готовы вступить под паруса; но так как ветер дул от оста, противный для следования в Кронштадт, то начальник отряда поджидал пароходы. Все 8-е число корабли простояли на якоре, и этим была дана командирам возможность осмотреться…»