Он казался разочарованным и даже сломленным, но потом снова задумался и посмотрел на меня.

— Да, я понимаю, о чем ты. Но пойми и меня. В жизни вампира есть только одна любовь — смерть. И когда он находит большую ценность, ему не хочется ее терять. Даже больше, он старается сохранить ее всеми возможными способами. И если иногда, кажется, что я помещаю тебя в золотую клетку — то это лишь от большой любви. Разве не то же самое ты, делаешь по отношению к близнецам?

Мне было трудно говорить об этом с Калебом. Я не могла ему объяснить все, что хочу сказать. Главное что не он один меня подавлял, а вся моя добропорядочная семья.

— Ладно, — вздохнула я, это не важно.

— Нет, важно. Тебя это беспокоит, и я решу эту проблему.

— Ты уверен? Возможно, и нет проблемы?

— Да нет, ты права.

Калеб прикоснулся к коже на моей груди, где-то там над сердцем, точно угадав, где оно должно быть. И сердце ответило на его прикосновение, встрепенулось, застучало быстрее, предвкушая жаркое продолжение. Ответило и мое тело — я неосознанно поддалась вперед, отчаянно желая вновь ощутить подобное прикосновение.

А затем почувствовала, как голова моя запрокидывается, а губы раздвигаются навстречу его губам. Он еще сопротивлялся, но я была настойчива. Я бессовестно притягивала его голову к своей и не хотела сейчас думать ни о каких ссорах и недомолвках.

В этот день мы больше не говорили о подобном. Так же, как и в последующие. И свои сомнения и предчувствие я просто связывала чувством вины, из-за размолвки с Калебом. Возможно, я все-таки была не права. Калеб действительно всегда действовал только ради моего блага. Но он так же часто решал все за меня.

Бет так и не захотела говорить со мной о сложной трансформации в последнюю ночь. Конечно, я могла просто, без спроса, залезть в ее сознание и меня не остановил бы гнев Бет. Но я пока еще обладала совестью. Мне претила мысль, что нужно так поступать без надобности помогать ей. Всегда должен быть предел и его я установила себе сама. Нельзя было просто так своевольничать, даже если у меня нет начальства.

А учения с Хиттоном продолжались, но я была не самым одаренным стрелком. Как ни старалась, не могла попадать точно, так, как этого хотели от меня Хиттон или Калеб. Ну не мое это, не мое!

В итоге я оставила свои мучения в преддверье новой луны. Нужно было выспаться, а мистер Хиттон, как назло, назначал тренировки на рассвете.

Моя рука и стойка стали тверже, и мне этого хватало. С двух рук я стреляла вполне прилично, но с одной — нет. Как говорил Хиттон, я его самое большое разочарование. Не могу сказать, что огорчилась, услышав это, но стрельбище я, наконец, оставила в покое.

Меня ожидали новые веселые ночки, и я не знала чего ожидать от Бет.

День отделял меня от ночи, когда снова придется выйти на охоту с друзьями. Собираясь с утра в школу, я чувствовала такое не желание видеть Бет, что это даже пугало меня.

В последние 3 дня она стала невыносимой. Даже Теренс едва находил слова, чтобы вразумить ее. Она вела себя, как ужасный, эгоистичный, задиристый ребенок. В школе Бет была подобна вихрю, и другие ученики к ней не хотели приближаться (да я и сама едва ее терпела), дирекция делала ей выговоры, и один раз меня выгнали из-за нее из класса.

Беря себя в руки, я как к бою готовилась к тому, чтобы забрать Бет из дома. Прат минут пять упрашивал, чтобы я разрешила ему поехать со мной. Он, как никто, подливал масло в огонь гнева и раздражительности Бет. Возможно, он даже был главной причиной ее злости. Прат говорил ей о том, как она бегает по лесу, напоминал разные истории, и неудовольствие Бет лишь росло. Раньше я даже не замечала, чтобы она была против своего положения как оборотня, но теперь все немного изменилось. Снова побиться с Пратом ей так и не дали, а мне иногда казалось, что Прат как раз этого и добивался. В его уме наверняка созрел какой-то план относительно того, как проучить Бет.