— Но какая разница?

— Разница в том, что мы пока что не знаем что они за волки. Если это Свора — они должны были нам сообщить о соседстве, но почему-то этого не произошло.

Он замолчал думая о своем, и я тоже. Спустя четверть часа, Калеб принес мне сухую одежду — мою, которую я на всякий случай оставила у него, всякий случай как раз и пришел. Надев свой спортивный костюм, и верхнюю одежду, я ждала Калеба на улице. Холодный ветер шевелил еще влажные волосы. Становилось все холодней — и не мудрено — конец октября нес за собой в скором времени не только опавшие листья, но и напоминание о приближении зимы.

Я стояла, смотря на дом. Вот весь свет в доме погас, остался гореть только фонарь над крыльцом, но Калеб все не выходил. Неожиданно позади меня просигналила машина. Я даже подпрыгнула на месте от неожиданности. Обернувшись, я увидела Калеба, сидящего в моей машине — мне хотелось разозлиться на него, но его улыбка была такой по-мальчишески обезоруживающей, что я просто пошла к машине.

Сегодня в доме не было людей кроме меня и моих близнецов, да и они уже спали к тому времени, как мы с Калебом приехали.

Все ждали нас в гостиной.

Мне даже и не надо было проникать в их сознания, чтобы понять, о чем они думают — все были ошеломлены. Значит, Калеб уже успел им позвонить и все рассказать. Наверное, даже с деталями, которые он увидел через мои воспоминания.

Я остановилась на пороге и не знала, что делать. Калеб, стоящий позади, подтолкнул меня к дивану.

Больше всех была зла Самюель. Она была обижена, что я не рассказала ей, что меня тревожило эти две недели, будто бы это помогло бы мне не видеть тех кошмаров. Я знала, что она тревожилась и переживала за меня. И ей все еще было неприятно, что если со мной что-либо случалось, то об этом первым узнавал Калеб. Она не хотела поверить, что я уже настолько выросла, ей хотелось верить, что я по-прежнему такой же ребенок, как Соня и Рики.

Я вкратце рассказала им все что случилось. Особенно тщательно о дне в Лутоне, что, конечно же, заставило нахмуриться Грема — ведь он встретил меня как раз после того, что случилось, но так ни о чем не догадался. Хотя, как я поняла, уже встречался с подобными случаями.

Потом о кошмарах. Этот рассказ сделал моих родителей мрачнее тучи. И я чувствовала, что относительно этого еще будет разговор — слишком уж они приняли близко к сердцу то, что случилось.

Наконец когда я рассказала о сегодняшнем сне — они несколько преобразились.

— Не знаю, это определенно не похоже на действие Своры — слишком уж жестокие методы, — Терцо и Грем переглянулись, и этот взгляд напомнил мне о старом вопросе, который давно меня интересовал. Как давно Терцо и Грем знали друг друга? Я знала точно, что они встречались и до нашего переезда сюда. Так когда это было и при каких обстоятельствах? Отец некоторое время работал в Семье Бесстрастных, может там?

— Это точно, — подтвердил Грем.

Они начали говорить о волках, и я, слушая их разговор, решила тем временем сходить за соком или водой — от долгого рассказа у меня уже саднило горло.

Я поднялась, но тут же замерла. Картинка в моей голове стала вдруг яркой и засветилась словно вспышка, но мне удалось ее подавить. Наваждение исчезло, в глазах прояснилось, и разом мне стало так плохо, что я едва устояла на ногах.

Но тут что-то произошло, незаметное для глаз других. Но видимое моему мысленному взору. Эти потоки чужих сознаний хлынули сквозь меня, схлестнулись, переплетаясь, выворачивая наизнанку. Я вскрикнула. Эхом отдался вскрик Самюель и Калеба, испуганный и потерянный. Пол рванулся мне навстречу, но руки Калеба вовремя меня перехватили. И я уже не замечала, что твориться кругом. Главное было то, что происходило сейчас в моих мыслях. Которые уже стали чужими…

Боль раздирала мою голову. Я лежала в кровати, а надо мной зависло затемненное капюшоном куртки лицо, и с него падали капли, словно этот незнакомец попал под дождь. Он смотрел на меня. И хотя я не видела его глаз, я это понимала. Моя грудь тяжело вздымалась, а тело сотрясала мелкая дрожь, как во время лихорадки. Мое зрение то становилось резче, то вовсе падало, что я видела все размыто и нечетко.

Кто-то возле моей кровати зашевелился, и я посмотрела на него — это был врач, а может я подумала это, потому что он был в белом халате.

— Она не доживет до утра, — тихо сказал он. И эти слова меня напугали. Почему? Почему я должна не дожить до утра?

Но тут мое тело сотрясла такая судорога, что от боли я даже прогнулась дугой и закричала. Я долго кричала и билась, пока не почувствовала эту страшную слабость и осознание того, что врач прав. Мне оставалось еще несколько вздохов…

Я будто бы выпала из сознания девушки, и боль тут же отпустила мое тело. И лишь одна мысль билась в моем разгоряченном сознании — Она умерла.