— Не думаю, — сказала чародейка. — Будь ты трусом, ты бы не признался…

— Но я трус! Талула! Посмотри на меня! Ты умеешь смотреть в глубину лучше, чем Гермиона и кто бы то ни было, Меня называют тряпкой, размазней, сливовым пудингом! Кем же я еще могу быть?

— Тем, кого я ждала…

«Так, у меня дергается глаз!..»

— Что ты сказала? Извини, твои родственники так орут, словно их режут. Пообщавшись с ними, я почти оглох!

— Ты тот, кого я ждала, — сказала Талула громко. Эхо подхватило ее слова и вознесло к библиотечному потолку.

Через несколько мгновений я обнаружил, что сижу на стуле, а Талула обмахивает меня платочком и смотрит с озабоченностью, которую встретишь только на лицах мамаш, чьи чада получили солнечный удар хмурым зимним утром.

— Браул, ты упал в обморок, — было сообщено мне со всей непосредственностью, на какую способна молодость.

Я закрыл лицо руками, горя еще сильнее, чем раньше. Нет, ни один прогноз, даже самый плохой, не оправдался. Я бы понял, если бы чародейка устроила мне истерику, если бы швырялась книгами, била по щекам или охаживала мой череп скалкой. В этом случае совершенно ясно, что ничего иного я не заслуживаю. Но как понять то, что происходит сейчас? Осознав, что нахожусь в самом центре жгучей мелодрамы, я окончательно растерялся. К тому же мелодрама была какая-то неправильная. В обморок должны падать девицы, а не молодые люди, разве нет?

— Ты так дрожишь, словно суслик, вытащенный на мороз посреди зимы, — сказала Талула, держа меня за руку.

— Его участь несравненно лучше моей, — простонал я.

— Ты не хотел меня видеть? Тебе неприятно?

— Нет, нет, нет! Я не то имел в виду!.. Просто я готов сквозь землю провалиться от стыда. Живи я на сто лет раньше, то немедленно бы бросился на меч!

— Зачем же так драматизировать? — Талула сложила свои уста в такую улыбку, что я едва не поседел.

Я снова закрыл лицо руками.

— Похоже, перебор. Ты оказался не готов. Гермиона предупреждала…

— О чем? — выдохнул я, леденея.

— Что тебя нужно подводить к теме постепенно.

— Гермиона все знает?

— Да.

Слов прокомментировать этот ужас у меня не нашлось.

— Как давно?

— С самого начала… Браул, Браул, тебе плохо?

— Не… знаю… наверное, мушинка в горло попала.

Талула треснула меня по спине.

— Так лучше?

— Ага.

Способность дышать вернулась, но не сразу. Трудно представить, что случилось бы со мной, если бы перед встречей я не хлебнул виски. Но опять же надо было приложиться не к одному стакану, а к десяти как минимум.

— У нас мало времени. Сейчас наверняка мамаша скликает гостей к ужину. Подведем некий итог. Согласен?

— Ну…

— Убери, пожалуйста, руки от лица! Вот так. Мне нужно видеть твои глаза. И не пускай слюни, ты не маленький…

Я пообещал, что не буду. Талула, кажется, поверила и впала в кратковременную задумчивость.

— Итак, ты сбежал от меня накануне того дня, когда мы готовились объявить о нашей помолвке. Это раз. Ты избегал моего общества пять лет, боясь справедливой кары. Это два. Я верно излагаю?

— На такое изложение способен лишь истинный гений, о прекраснейшая…

— Цыц! Ты так и не женился за это время, а я не вышла замуж. Это три.

Что ж, факты — вещь упрямая, хотелось сказать мне.

— Причина твоего бегства, как я поняла, это страх связать себя обязательствами и семейными узами?

— Д-да…

— Молодец, что не отрицаешь. Постарайся и дальше быть искренним. Я должна твердо знать, что провела эти годы в одиночестве не зря.

Я закивал, точно дрессированный морской котик.

— Тогда вопрос ребром, Браул. Ты любил меня?

— Да…

— Хорошо. И все-таки струсил. Ладно, бывает. Современные мужчины ничем не гнушаются. Чтобы не идти под венец, они готовы на бесчестье.

— Вот именно, — сказал я. — И с этой точки зрения мне непонятно, почему ты скрыла это и, судя по всему, убедила Гермиону молчать!

— Был болваном ты, Браул, болваном и остался! — улыбнулась Талула. — Зачем жечь за собой мосты?

— Но я же сжег!

— Тебе так казалось.

— Э…

— Я не стала выносить это на публику по многим причинам. Ну хотя бы потому, что меня бы приняли за чокнутую. Сам посуди, никто не знал о наших отношениях, и что было бы, появись я и заори во все горло…

— Да, ты права. Пришлось бы всем и каждому рассказывать предысторию.

— Вот именно. Поэтому я поговорила лишь с Гермионой, попросила у нее совета.

— И что же?

— Она посоветовала повременить, пока все не уляжется. Понаблюдать. Подождать. Я согласилась и взяла с нее клятву, что она ничего тебе не скажет. Почему ты вздыхаешь?