Первым делом он направился в сторону чианкули, готовый к чему угодно - угрозам, мольбам, лести, - лишь бы вновь оказаться рядом с мистифом. Однако в чианкули и прилегающих к нему зданиях никого не оказалось, и он принялся за систематическое исследование улиц. Но на них также никого не было, и по мере того, как росло его отчаяние, он утрачивал всякую осторожность и в конце концов принялся выкрикивать имя Пая в пустоту улиц, словно полуночный пьяница.

В итоге, однако, эта тактика привела к определенному успеху. Перед ним появился один из членов того квартета, который столь неблагожелательно встретил их во время первого посещения, - молодой человек с усиками. На этот раз складки балахона не были зажаты у него в зубах, и он снизошел до того, чтобы заговорить с Милягой по-английски, но смертельная лента по-прежнему трепетала у него в руках с нескрываемой угрозой.

– Ты вернулся, - спросил он.

– Где Пай?

– Где девочка?

– Мертва. Где Пай?

– Не здесь.

– Где же?

– Мистиф отправился во дворец, - ответил молодой человек.

– Почему?

– Таков был приговор.

– Просто пойти во дворец?
– сказал Миляга, подходя ближе на один шаг. За этим должно еще что-то скрываться.

Хотя молодой человек и был под защитой шелкового меча, он ощутил в Миляге присутствие силы, которой невозможно противостоять, и его следующий ответ оказался менее уклончивым.

– По приговору он должен убить Автарха, - сказал он.

– Так значит, его послали туда одного?

– Нет. Он взял с собой несколько наших сородичей, а еще несколько остались охранять Кеспарат.

– Они давно ушли?

– Не очень. Но ты не сможешь попасть во дворец. Как, впрочем, и они. Это самоубийство.

Миляга не стал терять времени на споры и направился обратно к воротам, оставив молодого человека нести свою службу по охране цветущих деревьев и пустынных улиц. Но, приблизившись к воротам, он заметил двух человек, мужчину и женщину, которые только что вошли и смотрели в его сторону. Оба были обнажены выше пояса, а на горле у них были нарисованы те самые три полоски, которые он видел у Голодарей во время карательной операции в гавани. Оба приветствовали его приближение, сложив ладони и склонив головы. Женщина была в полтора раза больше своего спутника. Тело ее представляло великолепное зрелище: голова, полностью обритая, за исключением небольшой косицы сзади, располагалась на шее, которая была шире черепа и обладала (наравне с руками и животом) такой мощной и развитой мускулатурой, что при малейшем движении бугры мышц начинали перекатываться у нее под кожей.

– Я же говорила, что он окажется здесь!
– оповестила она окрестности.

– Я не знаю, что вам надо, но я вряд ли смогу вам помочь, - сказал Миляга.

– Ведь вы - Джон Фьюри Захария?

– Да.

– По прозвищу Миляга?

– Да. Но...

– Тогда вы должны пойти с нами. Пожалуйста. Отец Афанасий послал нас за вами. Мы слышали о том, что случилось на Ликериш-стрит, и поняли, что это вы. Меня зовут Никетомаас, - сказала женщина.
– А это - Флоккус Дадо. Мы ждем вас с тех самых пор, как появился Эстабрук.

– Эстабрук?
– переспросил Миляга. Об этом человеке он ни разу не вспомнил за последние несколько месяцев.
– А откуда вы его знаете?

– Мы нашли его на улице. Мы думали, что он и есть тот самый. Но оказалось, что нет. Он не знал ничего.

– А вы думаете, я знаю?
– раздраженно отозвался Миляга.
– Катитесь вы к чертовой матери со своими знаниями! Я понятия не имею, кем вы меня считаете, но к вам я не имею никакого отношения.

– Именно это и говорил отец Афанасий. Он сказал, что вы пребываете в неведении...

– Что ж, он был прав.

– Но вы женились на мистифе.

– Ну и что с того?
– сказал Миляга.
– Я люблю его, и пусть хоть весь мир об этом узнает.

– Нам это понятно, - сказала Никетомаас, как о самом обычном деле.
– Именно поэтому мы и смогли найти вас.

– Мы знали, что мистиф придет сюда, - сказал Флоккус.
– А там, где будет он, будешь и ты.

– Его здесь нет, - сказал Миляга, - он пошел наверх, во дворец...

– Во дворец?
– переспросила Никетомаас, подняв взгляд на темные стены.
– И вы собираетесь отправиться туда вслед за ним?

– Да.

– Тогда я пойду с вами, - сказала она.
– Мистер Дадо, возвращайтесь к Афанасию. Скажите ему, кого мы нашли и куда мы отправились.

– Я не нуждаюсь в чужом обществе, - сказал Миляга.
– Я не доверяю даже себе самому.

– А как вы сможете попасть во дворец без проводника?
– сказала Никетомаас.
– Я знаю расположение ворот. И внутренних двориков тоже.

Миляга взвесил в уме все "за" и "против". С одной стороны, ему хотелось продолжить странствие одинокого бродят, за спиной у которого тянулся шлейф хаоса Ликериш-стрит. Но из-за незнания внутреннего устройства дворца он может потерять время, а ведь какие-нибудь несколько минут могут решить, найдет ли он мистифа живым или мертвым. Он кивнул в знак согласия, и у ворот они разошлись: Флоккус Дадо отправился обратно к отцу Афанасию, а Миляга и Никетомаас стали подниматься к твердыне Автарха.

Единственная тема, которую поднял по дороге Миляга была связана с Эстабруком.

– Как он там?
– спросил он.
– Все такой же чокнутый?

– Когда мы нашли его, он был на волосок от смерти, - сказала Никетомаас.
– Его брат бросил его здесь, думая, что он мертв. Но мы отнесли его в наши палатки в Просвете и вылечили. Или, точнее, его вылечило пребывание там.

– Вы сделали все это, думая, что он - это я?

– Нам было известно, что кто-то должен появиться из Пятого Доминиона, чтобы начать Примирение снова. И конечно, мы знали, что это вот-вот должно случиться. Но мы не знали, как должен выглядеть этот человек.