– Мадам, я протестую, - сказал Тез-рех-от.

– А что, по-твоему, я должна сделать?
– сказала Кулус.
– Добавить кровь этого дурака к морю уже пролитой крови? Нет. Лучше мы попытаемся извлечь выгоду из его развращенности.
– Пай недоуменно поднял на нее взгляд. Возможно, мы были слишком чисты. Слишком предсказуемы. Наши замыслы угадывали, наши заговоры раскрывали. Но ты из другого мира, мистиф, и, возможно, это придает тебе силу.
– Она остановилась и сделала глубокий вдох. Потом она сказала:

– Вот мое решение: возьми себе в помощь кого-нибудь из нас и используй свои порочные склонности, чтобы убить нашего врага. Если никто с тобой не пойдет, иди один. Но не возвращайся сюда, мистиф, до тех пор пока Автарх дышит.

Тез-рех-от рассмеялся. Эхо подхватило его смех и разнесло по всей зале.

– Идеальный приговор!
– сказал он.
– Идеальный!

– Я рада, что мое решение позабавило тебя, - сказала Кулус.
– Ты свободен, Тез-рех-от.
– Он попытался было возражать, но она так закричала на него, что он вздрогнул, словно его ударили.
– Я же сказала: ты свободен!

Радостная улыбка сползла с его лица. Он отвесил официальный поклон, пробормотал несколько холодных слов прощания и покинул зал суда. Пока он не исчез за дверью, она не отрывала от него глаз.

– Мы все стали жестокими, - сказала она.
– Ты - по-своему. Мы - по-своему.
– Она посмотрела на Пай-о-па.
– Знаешь, почему он рассмеялся, мистиф?

– Потому что он думает, что ваш приговор равносилен смертной казни?

– Да, именно так он и думает. И кто знает, может быть, так оно и есть. Но, возможно, наступает самая последняя ночь этого Доминиона, и самые последние создания обретут этой ночью силы, которых раньше у них не было.

– А я и есть самое последнее создание.

– Да, это так.

Мистиф кивнул.

– Я понимаю, - сказал он.
– Я думаю, это справедливо.

– Хорошо, - сказала она. Хотя суд был закончен, никто из них не двинулся с места.
– Ты хочешь задать мне вопрос?
– спросила Кулус.

– Да.

– Тогда лучше спрашивай сейчас.

– Вы не знаете, шаман по имени Арае-ке-геи все еще жив?

Кулус слегка улыбнулась.

– Я все ждала, когда ты о нем спросишь, - сказала она.
– Он ведь был одним из тех, кто пережил Примирение, так?

– Да.

– Я его не очень хорошо знала, но я слышала, как он говорил о тебе. Он держался за жизнь очень долго, когда большинство людей уже давно бы сдались, и говорил, что в конце концов ты должен вернуться. Конечно, он не знал, что | ты привязан к своему Маэстро.
– Говорила она с деланным равнодушием, но все это время взгляд ее слезящихся глаз пристально изучал мистифа.
– Почему ты не вернулся, мистиф?
– спросила она.
– И не пытайся мне вешать лапшу на уши своими историями о заклятии. Ты мог бы ускользнуть, если бы хотел этого, особенно во время смятения после неудавшегося Примирения. И однако ты решил остаться со своим проклятым Сартори, хотя твои собственные сородичи стали жертвой его глупости.

– Он был так несчастен, сломлен. А я был не просто его слугой, я был его другом. Как же я мог оставить его?

– Это не все, - сказала Кулус. Она была судьей слишком долго, чтобы удовлетвориться такими упрощенными объяснениями.
– Что еще, мистиф? Ведь это ночь последних вещей, помнишь? Если ты не скажешь сейчас, то рискуешь не сказать об этом никому и никогда.

– Хорошо, - сказал Пай.
– Я никогда не расставался с надеждой на то, что будет предпринята новая попытка Примирения. И не один я.

– Арае-ке-геи тоже был этому подвержен, а?

– Да.

– Так вот почему он все время вспоминал о тебе. И не хотел умирать, ожидая, что ты вернешься.
– Она покачала головой.
– И почему вы тешите себя этими фантазиями? Никакого Примирения не будет. Если что и произойдет, то как раз обратное. Имаджика разойдется по швам, и каждый Доминион будет замурован в своей собственной горе.

– Мрачный взгляд на вещи.

– Но зато честный, логичный.

– В каждом Доминионе еще есть люди, которые хотят попробовать снова. Они ждали две сотни лет и не собираются отказываться от своих надежд теперь.

– Арае-ке-геи не дождался, - сказала Кулус.
– Он умер два года назад.

– Я был... готов к такой возможности, - сказал Пай.
– Он был уже очень стар, когда я видел его в последний раз.

– Если это может послужить тебе утешением, твое имя было у него на устах до самого конца. Он так и не перестал верить.

– Есть и другие, кто сможет свершить церемонии вместо него.

– Я была права, мистиф, - сказала Кулус.
– Ты - полный дурак, мистиф.
– Она направилась к двери.
– Ты делаешь это в память о своем Маэстро?