Баркер Клайв
Шрифт:
– Но я хочу избавиться от нее! Хочу избавиться.
– Неожиданно с ней случилось нечто вроде припадка, и она так яростно забилась в его руках, что он не сумел удержать ее, и она скатилась на землю.
– Я чувствую, как она сгущается во мне, - сказал она, ногтями царапая грудь.
Юдит посмотрела на Дауда, надеясь, что он вмешается, но он просто стоял, наблюдая за страданиями женщины и явно получая от этого удовольствие. В припадке Кезуар не было ничего театрального. Она царапала свою кожу до крови, продолжая кричать, что хочет избавиться от заразы. Во время этих мучений с ее плотью происходила незаметная перемена, словно зараза, о которой она говорила, выходила из нее вместе с потом. Ее поры источали радужное сияние, а клетки ее кожи постепенно изменяли цвет. Юдит узнала этот оттенок синего, который распространялся от шеи ее сестры - вниз по телу и вверх по искаженному мукой лицу. Это был синий цвет каменного глаза. Синий цвет Богини.
– Что это такое?
– спросил Дауд у своей исповедницы.
– Прочь из моего тела! Прочь!
– Это и есть зараза?
– Он присел рядом с ней на корточки.
– Это и есть?
– Очисти меня от нее!
– воскликнула Кезуар сквозь слезы и снова принялась терзать свое несчастное тело.
Юдит уже больше не могла выносить этого. Позволить сестре блаженно умереть на руках у суррогатного божества - это одно. Но совсем другое - это смотреть, как она калечит саму себя. Она нарушила обет молчания.
– Останови ее, - сказала она.
Дауд прервал наблюдение и сделал ей знак молчать, резко проведя большим пальцем по горлу. Но было уже слишком поздно. Несмотря на свое состояние, Кезуар услышала голос сестры. Ее конвульсии замедлились, и слепая голова повернулась в направлении Юдит.
– Кто здесь?
– спросила она.
Лицо Дауда было искажено яростью, но он попытался нежно успокоить ее. Это ему не удалось.
– Кто с тобой, Господь?
– спросила она.
Своим ответом он совершил ошибку, из-за которой распался и весь вымысел. Он солгал ей.
– Здесь никого нет, - сказал он.
– Я слышала женский голос. Кто здесь?
– Я же сказал тебе, - настаивал Дауд.
– Здесь никого нет.
– Он положил руку ей на лицо.
– А теперь успокойся. Мы одни.
– Нет, мы не одни.
– Неужели ты усомнилась во мне, дитя мое?
– вопросил Дауд, и его голос, после грубости предшествующего допроса, так резко сменил тональность, словно он был смертельно ранен таким вероотступничеством. В ответ Кезуар молча сняла его руку со своего лица и крепко обхватила ее голубыми, забрызганными кровью пальцами.
– Вот так-то лучше, - сказал он.
Кезуар ощупала его ладонь.
– Шрамов нет, - сказала она.
– Всегда остаются шрамы, - сказал Дауд, вложив в эту фразу все свои таланты по части умудренного опытом милосердия. Но он не разобрался в подлинном смысле ее слов.
– На твоей руке нет шрамов, - сказала она.
Он высвободил руку.
– Верь в меня, - сказал он.
– Нет, - ответила она.
– Ты - не Скорбящий.
– Радость исчезла из ее голоса, он звучал глухо, почти угрожающе.
– Ты не можешь спасти меня, - сказала она и неожиданно яростно забилась, отталкивая от себя обманщика.
– Где мой Спаситель? Мне нужен мой Спаситель!
– Его здесь нет, - сказала Юдит.
– И никогда не было.
Кезуар повернулась в направлении Юдит.
– Кто ты?
– сказала она.
– Твой голос мне откуда-то знаком.
– Держи пасть на запоре, - сказал Дауд, тыкая пальцем в направлении Юдит.
– Если не хочешь пообщаться с жучками...
– Не бойся его, - сказала Кезуар.
– У нее ума побольше, - ответил Дауд.
– Она уже видела, что я могу сделать.
Юдит с жадностью воспользовалась поводом заговорить, чтобы Кезуар могла лучше вслушаться в ее голос, и польстила тщеславию Дауда.
– Он говорит правду, - сказала она Кезуар.
– Он может убить нас обеих. И он действительно не Скорбящий, сестра.
То ли из-за повторения слова Скорбящий, которое Кезуар сама уже произнесла несколько раз, то ли из-за того, что Юдит назвала ее сестрой, то ли по обеим причинам, ее слепое лицо обмякло, и озадаченность покинула ее черты. Она поднялась с земли.
– Как тебя зовут?
– прошептала она.
– Назови мне свое имя.
– Она никто, - сказал Дауд.
– Она уже труп.
– Он сделал шаг в направлении Юдит.
– Ты понимаешь так мало, - сказал он.
– И из-за этого я прощал тебе очень многое. Но больше я не могу проявлять снисходительность. Ты испортила прекрасную игру. И я не хочу, чтобы это повторилось еще раз.
– Он поднес вытянутый указательный палец к губам.
– У меня осталось мало жучков, - сказал он, - так что одного будет вполне достаточно. Медленное уничтожение. Ведь даже такую тень, как ты, можно уничтожить.
– Так что, теперь я уже стала тенью?
– сказала ему Юдит.
– А я-то думала, что мы - два сапога пара. Помнишь тот разговор?
– Это было в другой жизни, дорогуша, - сказал Дауд.
– Здесь все иначе. Здесь ты можешь навредить мне. Так что я боюсь, что настала пора сказать тебе спасибо и спокойной ночи.
Она попятилась от него, прикидывая, где кончается сфера досягаемости жучков. Он с жалостью наблюдал за ее отступлением.
– Бестолку, дорогуша, - сказал он.
– Я знаю эти улицы, как свои пять пальцев.