Старшая сестра Альфреда, Эмма, взяла малышку к себе в дом и заботилась о племяннице как о собственной дочери. Альфред как-то заявил, что судьба дочери ему безразлична, и захотел даже отдать ее приемным родителям, но сестра воспротивилась этому.

Поглощенный своим горем, Альфред не обращал внимания на тревожные политические события: поджог рейхстага, принятие закона о неограниченных полномочиях нового правительства, главой которого был Гитлер, первоапрельский бойкот еврейских сограждан, первые погромы, запрещение профсоюзов и начало преследования «инородцев».

В начале 1934 года, когда минул год со дня смерти Джеральдины, Альфред второй раз в жизни увидел свою дочку, которую сестра, взявшая на себя функции воспитательницы, нарекла Верой. Девочка в отличие от старшего брата Джошуа была светлокожей, но с темными глазами и черными вьющимися волосами. Альфред под давлением сестры взял малышку на руки и, к своему удивлению, убедился в том, что ребенок вовсе не монстр и не чудовище, каким он представлял его себе.

– Вера – дочка Джеральдины, и если ты в самом деле любил покойную жену, то не имеешь права отрекаться от малышки, – сказала брату Эмма. – Она ведь ни в чем не виновата!

Слова сестры и встреча с дочкой несколько смягчили сердце Альфреда, и он предложил незамужней Эмме переехать к нему в особняк вместе с Верой, где бы она смогла заботиться как о племяннице, так и о племяннике.

Гитлер входил в силу – расчеты его некогда многочисленных врагов не оправдались, и все поняли, что недооценили привлекательную темную силу национал-социализма. После кончины в августе 1934 года дряхлого рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга Гитлер объявил о том, что будет совмещать посты главы правительства и главы государства. И ему никто не возразил: после «ночи длинных ножей», в ходе которой были ликвидированы несогласные как в собственных рядах, так и из числа политических оппонентов, он превратился в полновластного диктатора.

Лицам еврейского происхождения с каждым днем все сложнее и сложнее становилось жить в Германии. Адвокаты потеряли возможность заниматься практикой, врачи не могли лечить пациентов, журналисты – публиковать статьи. Альфред понимал, что в первую очередь жертвами одиозного режима станут не только среднестатистические немцы с еврейскими корнями, но и те, кто принадлежит к так называемому истеблишменту. Благодаря обыкновенному подкупу и хорошим связям в правительственных кругах (многие из наци были должниками банка Вайнгартена и в обмен на списание долгов делились секретными планами руководства страны) Альфред узнал: его персоналия уже обсуждалась на самом высоком уровне, и Гитлер лично приказал разобраться с «этим богатым евреем». Но фюрер пожелал, чтобы все было сделано «в полном соответствии с нашим немецким законом, без применения силы, а не то заграница снова поднимет хай». Альфреду было известно, что магазинчики и лавки простых евреев попросту вытесняются, а то и захватывются конкурентами-арийцами, но его банк был одним из самых крупных в Европе, а имя Вайнгартена знали по всему миру, поэтому руки у нацистов были связаны, они не могли открыто репрессировать знаменитого банкира. Но огромные активы банка и гигантское личное состояние Альфреда Вайнгартена привлекали пристальное внимание нацистской верхушки.

Альфред не собирался дожидаться отчуждения своей собственности в пользу государства и конфискации личного имущества, поэтому решил покинуть Германию. Ему было очень тяжело расставаться с родиной и уезжать из Берлина, города, где была похоронена его любимая жена, но другого выхода не оставалось.

Вместе с сестрой Эммой и детьми (мать и две другие сестры остались в Берлине, собираясь присоединиться к Альфреду позже) Вайнгартен выехал якобы на отдых во французский Биарриц с твердым намерением обратно не возвращаться. Несколько чиновников рейхсбанка, министерства финансов и министерства экономики, подкупленные более чем щедрыми подношениями, помогли ему тайно перевести основные активы банка за рубеж – и когда Альфред оказался в Биаррице, то практически все его состояние находилось на счетах французских, английских и американских банков. В Германии осталась недвижимость – дома в Берлине, Гамбурге, Мюнхене, земельные участки, заводы и фабрики, а также предметы искусства и антикварная мебель.

Ударом для Альфреда стала весть об аресте матери и двух сестер, не успевших вовремя выехать из Германии, – их интернировали, а позднее отправили в концлагерь. И Вайнгартен знал: не покинь он Германию, его ждала бы точно такая же участь. Но с потерей родственников пришлось смириться, как с платой за обретение свободы для себя и детей.

Альфред обосновался в Париже, где ему удалось возобновить работу банка, ставшего из немецкого французским. Узнавая новости из Германии, он радовался тому, что хотя бы часть семьи вовремя покинула страну, в которой у власти оказались фанатичные юдофобы, а по сути – обыкновенные бандиты.

Альфред уделял большое внимание воспитанию сына Джошуа, а вот дочь Вера практически не получала ласки отца. Альфред относился к ней с прохладцей, по-прежнему в глубине сердца уверенный, что именно из-за беременности Джеральдина не смогла выжить. Он много раз задавался вопросом – отчего пули, выпущенные Софией, нанесли вред жене, но не тронули дочку? Или, как твердила ему сестра Эмма, тут действительно «знак божий»?

– Раз Вера осталась в живых, значит, у господа особые планы на ее счет, – внушала Эмма брату. – Ты ведь не знаешь, какую роль ей предстоит еще сыграть!

– Если бог столь всемогущ и мудр, то почему он допустил приход к власти Гитлера? – отвечал ей Альфред. – Ты ведь слышала, евреев в Германии теперь интернируют и посылают в так называемые концентрационные лагеря! Если за всем этим кроется некий гениальный план всевышнего, то я его, увы, никак не распознаю...

Жизнь в Париже текла своим чередом, а дети росли, дела банка шли не блестяще по причине надвигающихся грозовых событий. Гитлер, как того и опасался Альфред, не остановился на достигнутом, и после ремилитаризации Рейнской области, захвата Эльзаса и Лотарингии последовали и захват Чехословакии, аншлюс Австрии. Когда же и Польша пала под натиском немецких войск, Альфред понял: начинается новая война, которая превзойдет по своему масштабу, жестокости и количеству жертв Первую мировую.