Бианкур схватился за голову. «Да, Фирмен был такой человек, что, полюбив его, Эжени уже не могла его забыть и полюбить другого». Фирмен! Эжени! Как давно всё это было! Не надо вспоминать! Пуайе он или Бианкур — всё равно, немало слёз пролито по вине того и другого. Но эти слёзы его не трогали. Сколько обличий переменил он за это время: сегодня — важный чиновник, завтра — торговец, на следующий день — актёр. Сегодня у него на боку висит шпага, а вечером, глядишь, он уже носит брыжи — туго накрахмаленный воротник, натянутый на проволоку. Вот он в обличье писаря с длинными волосами, вот — пехотинец со шпагой. А назавтра уже прогуливается по бульварам и на Новом мосту, опираясь на палку с золотым массивным набалдашником, И кто — из парижан поверит, что это одно лицо. Парижане знают, что город кишит королевскими шпионами, но не подозревают, что их целый полк, только они все одеты по-разному и меняют свою форму чуть не ежедневно. Да, Бианкур ни от чего не отказывался, выполнял все поручения. Зато ему была дана свобода и возможность вершить крупные финансовые сделки. Он хотел денег, много денег, и он их имел. А когда надо было убрать с дороги врага, ему давали приказы в запечатанных конвертах — чистый листок бумаги, таивший в себе страшную судьбу для любого человека.

Что ж, теперь всё прошло, всё давно забыто! Робера уже не волновала участь Эжени, а Фирмена поглотила Бастилия, где он окончил или окончит свои дни. Но почему же тени этих забытых людей — тени прошлого вновь бродят здесь, не дают ему покоя?

Уехать скорей! Вот что ему остаётся. «А после меня хоть потоп!» — повторил он знаменитые слова Людовика XV.

Бианкур нажал кнопку. В дверях появился Люк.

— Попросите ко мне господина Гийома. И срочно!

В кабинет вошёл секретарь. Он и не догадывался о душевном состоянии своего хозяина.

Едва ответив на приветствие Гийома, Бианкур молча указал ему на стул и многозначительно спросил:

— У вас есть новости?

Секретарь отрицательно покачал головой.

— Ну, а у меня новости есть, и плохие.

Секретарь насторожился.

— Надеюсь, это не помешает вашему отъезду?

— Я тоже надеюсь. Но всё может измениться в последнюю минуту. Дело в том… — Бианкур оглянулся по сторонам. — Я полагаю, ни Люка, ни Мориса нет поблизости, и я могу говорить с вами с полной откровенностью.

Секретарь безмолвно подошёл к дверям и, удостоверившись, что рядом никого нет, вернулся и почтительно сказал:

— Я весь внимание.

— Каким-то образом в Париже стало известно о нашей последней сделке… продаже партии зерна в Англию. Когда я говорю: в Париже, я имею в виду лавочников, ремесленников, этих крикунов стряпчих и всех тех, кто слоняется без работы, а следовательно, постоянно жалуется на голод… Я считаю поэтому целесообразным поторопиться с отъездом. К сожалению, сам я не успею закончить все дела, кое-что придётся поручить вам…

Лицо Гийома вытянулось.

— Простите, я хочу задать вам один вопрос. Считаете ли вы, что, оставаясь в Париже, я буду в безопасности?

— Вы не можете уехать, бросив все дела. Да и куда вы могли бы уехать?

— Да хотя бы к моему батюшке, в Бретань…

— Боюсь, что это невозможно. Осталось сделать ещё очень много. Этот проклятый адвокат Карно и его помощник Адора затягивают продажу моего особняка и имения в Провансе. Я не настолько им доверяю, чтобы разрешить закончить сделку без меня. Здесь нужен глаз да глаз… Я полагаю, что вы-то как раз и замените меня. Кстати, напрасно вы думаете, что в Бретани спокойно. И там бунтуют крестьяне…

Гийом молчал.

— Разумеется, ваши услуги будут оплачены в двойном, тройном размере…

— Я не сомневаюсь в вашей щедрости, господин Бианкур. Но боюсь, как бы моя жизнь не оказалась в опасности. Моё имя слишком тесно связано с вашим. Вы человек одинокий, вам трудно понять мои опасения. А у меня семья, жена, сын…

— С чего это вы взяли, что ваша жизнь в опасности?

— Сегодня никто не чувствует себя в безопасности. Ни для кого не секрет, что военная сила стала не очень-то надёжной. Рассчитывать можно лишь на иностранных солдат. Вы слышали, что произошло на днях в казарме Сен-Марсель?

— Нет, не слышал.

— А вот послушайте… Несколько рот национальных гвардейцев, недовольные тем, что их заставляют идти против «французского народа», как они выражаются, самовольно ушли с постов. Несмотря на то что офицеры пытались их удержать сначала угрозами, потом добрыми словами, они отправились в кафе на улице Вожирар и продолжали там разглагольствовать. Узнав, кто эти пришельцы, завсегдатаи кафе приветствовали их и заплатили за всё, что они в этом кафе изволили выпить… Вас и это не пугает?

— Все эти сказки не имеют никакого отношения к нашим с вами делам…

— Да, но солдаты говорили, что они призваны охранять короля, а не воевать с народом.

— Ну, это уж слишком! Я полагаю, что их всё-таки обуздают. В беспрекословной покорности солдат заинтересовано всё население. Конечно, я не говорю о бунтовщиках.

— В самом деле происходит что-то необычное. Я никак не возьму в толк… Из деревень в Париж прибывают владельцы поместий, так как там боятся бунтов. А отсюда многие бегут за границу, увозя ценности… И вы тоже спешите покинуть Париж. Да и господин Ревельон, говорят, ещё не вернулся из Бельгии и ждёт там, пока в Париже всё утихнет.