— Да, — сухо ответил Гектор. — Я знаю о них все.

— Это очень кстати, — произнес Боврик, поджав губы. — Мне как раз нужен специалист по бабочкам. Ты слышал о леди Мандибл из Визипиттс-холла?

Гектор кивнул. Он чувствовал, что успокаивается, жжение в глазах ослабло. Его поразило, что он чуть было не набросился на барона. Что на него нашло? Средь бела дня (хотя в этой части города он был не столько бел, сколько сер), прямо на улице, перед адвокатской конторой! Помрачение рассудка, да и только.

— Ее светлость леди Мандибл хочет вывести бабочек к ее Зимнему празднику, — продолжал Боврик. — Ты сможешь это сделать?

— Думаю, что смогу, — медленно произнес Гектор.

Дело принимало неожиданный оборот. Надо было воспользоваться этим в своих целях.

— Тогда приезжай в Визипиттс. Я пошлю за тобой экипаж.

Гектор кивнул. Гнев его полностью растаял, вместо него стал созревать план.

Кучер, пристроивший наконец упаковочную клеть на крыше, намекнул, что уже пора ехать. Боврик забрался в карету и высунулся из окна.

— Как тебя зовут, парень? — спросил он, вручив Гектору записку, на которой было указано, где и когда он должен ждать экипаж.

— Гектор Фи… — начал мальчик, но тут же осекся.

Ну не дурак ли он? Чуть не сказал этому типу свою фамилию. Хорошо, если барон не обратил внимания на его заминку.

— Просто Гектор, — договорил он.

Карета тронулась с места. Из окна высунулась рука и бросила на мостовую какой-то круглый предмет, который, вихляя, подкатился к ногам Гектора. Мальчик поднял его. Монетка в один пенс.

— Ну нет, одним пенсом ты не отделаешься, — пробормотал Гектор. — Твоя подлость будет стоить тебе дороже. Намного дороже.

Солнце клонилось к закату, когда Гектор стоял рядом с «Ловким пальчиком», притопывая, чтобы согреться, и потирая руки. Все говорили, что зима будет суровая, и вспоминали тот год, когда Фодус замерз. Гектор тоже помнил это. Ему было тогда пять лет, и отец водил его на реку, чтобы показать редкое зрелище. Гектор думал, что увидит белый лед, но он оказался темно-серым. Предприимчивые торговцы установили на берегу свои палатки и развели костры, на которых жарились каштаны. Было шумно и весело. Гектору, понятно, очень хотелось спуститься на лед, но отец не пустил его, и оставалось только смотреть на других. Гектор помнил, какое выражение лица было у его отца, когда тот наблюдал за людьми, бегавшими по льду. У него тогда мелькнула престранная мысль, что отца, похоже, тоже тянет побегать вместе со всеми.

Воспоминания Гектора были прерваны цоканьем копыт и стуком колес. К нему подъехала карета.

— Хектор? — спросил кучер. — В Визипиттс?

— Да, это я.

— А я Соломон, — отозвался кучер, пристально разглядывая его.

Одежда у мальчишки была, конечно, не ахти, но говорил он как-то чудно — вроде бы и местный, и не совсем.

Соломон чувствовал, что в этом черноглазом отроке таится больше, чем кажется на первый взгляд. Не зря, наверное, барон выслал за ним карету.

— Долго нам ехать? — спросил Гектор, забравшись внутрь.

— Ну-у… — протянул Соломон, нахмурив брови и втянув воздух сквозь зубы. — Зависит от погоды и от дороги. Недавно был дождь, а теперь, того гляди, снег пойдет. Я знаю место в горах — там как раз деревушка, — и если после нее свернуть, то будет короче. Но зимой там не проехать из-за снега.

— Ну и ладно, — отозвался Гектор, закрывая дверь и устраиваясь на сиденье.

Щелкнул кнут, Гектора тряхнуло, и в следующий момент он двинулся прочь из Урбс-Умиды, прочь от Полли, Лотти и своего отца.

Экипаж нельзя было назвать комфортабельным, обычно Гектор ездил на более мягких сиденьях. Но в последнее время он убедился, что можно привыкнуть почти ко всему, и смирился с очередным неудобством. У него было ощущение, что он оставляет позади не одну прошлую жизнь, а целых две — на северном берегу и на южном.

Вскоре надвигающаяся ночь поглотила дневной свет, и Гектор задернул занавески. Мысли его обратились к Боврику и приняли столь кровожадный характер, что сердце начало работать в бешеном ритме. Но он не мог не улыбнуться сквозь сжатые зубы над иронией сложившейся ситуации. «Этот двуличный мошенник, — подумал он угрюмо, — сам накликал беду, пригласив меня в замок».

Между тем они поднимались в гору, воздух становился все холоднее. Гектор поплотнее укутался в отцовский плащ и отдался во власть усталости, накопившейся за день. Все, что осталось у него на память об отце, — это его плащ и кокон на шее.

Он пробудился ото сна, сброшенный на пол внезапным переворачивающим все внутренности толчком. «Tarti flammis!»— выругался Гектор и сел опять на скамейку, вцепившись в нее руками, но чуть не слетел с нее вторично при следующем не менее мощном сотрясении. Опасения кучера были не напрасны: недавние грозы разворотили дороги.