Романовский Станислав Тимофеевич
Шрифт:
Варя вспомнила белые бусы на шее Колиной матери и поняла, откуда Коля-Николай взял жемчужину.
На крыльцо школы вышла кошка, села, пошатываясь от слабости, и зажмурилась на солнышке.
— Чего это кошка-то еле сидит? — удивилась Варя.
— Ох ты, господи! — сказал учитель. — Одиннадцать котят она принесла, и все в нее. А я с этим ремонтом закрутился. Сам не ем и кошку не кормлю. А за молоком сходить не соберусь.
Он вынес из школы бидон и тетрадь в кожаной обложке и сказал:
— Варя, ты почитай вот эту тетрадь. Тут у меня за много лет записаны рассказы местных жителей про старину, про всякие находки и случаи. Ты про разбойника Федота прочитай, пока я за молоком хожу. А ты, Мурка, потерпи немного.
Девочка села на крыльцо и под слабое мурлыканье кошки открыла тетрадь. На сквозных от времени листах почерк учителя был четок — с нажимом и волоском.
«Вот бы так научиться писать!» — позавидовала Варя и прочла первую строчку про разбойника Федота. Тем временем кошка влезла к ней на колени и, дрожа и согреваясь, замурлыкала громче.
Глава третья
Разбойник Федот (из рассказов бабушки Устиньи)
«Федот фактически не разбойник, а крестьянин из нашей деревни. Был он грамотный и с попом спорил. Поп учил писанию:
— Тебя ударят по щеке, а ты подставь другую.
Федоту это не нравится.
— Я, — говорит, — не подставлю. Да и ты, батюшка, не подставишь.
— А я подставлю, — горячился поп. — На что спорим, подставлю?
— У меня рука тяжелая, — говорит Федот.
Поп не отступается:
— Ну и что? Мне терпеть, а не тебе.
Придет попадья, нашумит на обоих, и они разойдутся. Батюшка боялся ее, и она, сказывали, бивала его туфлей. Разве можно так мужчине свою жену распускать? А Федота на работу пошлет и накажет:
— Ты, Федотко, на работе не задумывайся. На тебя вил-топоров не напасешься!
Истинная правда — был Федот очень сильный человек, и железо у него в руках не терпело. Топоры ломались, вилы. Он задумчивый был. Как задумается — и все ломается.
Тогда в нашей деревне помещиков не было. Не знали, что ли, наверху про нее? Но потом узнали и прислали помещика из немцев. Фамилия его была Грабе. А его сразу прозвали Грабли: худой и все к себе гребет.
Как ни вертись, у него много не заработать, а так, чтобы с голоду не помереть.
— Это мне совсем неинтересно, — говорит Грабли, — чтобы вы померли. Кто тогда работать будет?
Федот еще больше задумываться стал и сломал у немца два топора. Тот отдал распоряжение:
— Тридцать пять горячих!
Дворовые люди с розгами пошли к Федоту.
— Ребята, — говорит Федот, — не подходите, а то хуже будет.
А поп издалека уговаривает:
— Федотушка, ты не противься. Мы не больно. Мы для виду только помашем.
— Нет, — говорит Федот, — все равно не дамся. Что ты дурака валяешь, немец? «Айн, цвай, драй, ложись да помирай!» Чего ты над людьми издеваешься? Нехорошо.
— Это настоящая революция, — сказал немец и послал в город за солдатами.
А Федот этой же ночью взял жену и сына и ушел к озеру Сорокоумову. В те времена туда подступиться было нельзя — болото, лес да урема. Кто подходов не знает, лучше и не ходить. На сухом берегу Федот избу поставил. К нему еще пять семей прибилось. Немец, говорят, дышать не дает. А шестым — поп с попадьей.
— Совершенно, — говорит, — жить нельзя. В уборочную ночами работаем. И меня гоняют. Я раз не пошел — тридцать пять горячих. Я священнослужитель. Как я людям в глаза посмотрю?
— А ты бы вторую щеку подставил, — говорит Федот. — Ладно, не буду смеяться. Живем мы тут работой: рожь сеем, рыбу ловим. Не забоишься?
— А чего бояться, — говорит поп. — Мы из простых.
— Тогда ставь избу вон с того краю.
Поп избу поставил, народ ему помог. А попадья холила к Федоту жаловаться на своего мужа.
— Раньше смирный был. А сейчас ему слова не скажи. Возьмет да и за косу дернет.
Федот говорит:
— Вы сами налаживайте жизнь.
И правильно он так сказал. Что это за жена, если будет ходить по начальству и хулить хозяина?
У Федота мальчик большенький, Саней зовут, с пяти лет к попу бегает — буквы разбирать.
Отец-мать ему наказывают:
— Сынок, ты далеко не бегай.
А ему страх как хочется узнать, что в уреме за озером. Перетолкнул он лодку на тот берег и по бревнышкам, по колодинам до поля.