Спустя какое-то время — снаружи уже давно должно было взойти солнце — мы дошли до низкого склепа, полного пыли и серых занавесок из паутины. Сводчатый потолок был выложен из тяжеленных тесаных камней, а по углам стояли огромные потрескавшиеся глыбы прямоугольной формы.

Я остановился, озадаченно осмотрелся по сторонам и повернулся к Геру, который, как и я, замер от неожиданности.

— Я знаю этот склеп… потому что однажды уже был здесь, — пробормотал я и указал на низкую дверь в конце короткой каменной лестницы. — Вон там находится церковь.

Гер кивнул. Он нервно провел языком по запекшимся губам и, озираясь, словно боясь, что тени неожиданно оживут и нападут на нас, тихо произнес:

— Я… знаю.

Его слова отразились от низкого сводчатого потолка многократным эхом, вернувшись назад с каким-то жутким оттенком.

— Мы… приблизились к первоначальному лабиринту, — сказал фламандец и поднял острие меча вверх. — Мы уже под землей. Глубоко под землей.

Я невольно съежился. После этого сообщения у меня возникло неприятное ощущение. Я как будто почувствовал на себе вес всех пластов земли и камней, которые давили на каменный свод, и это давление было таким невыносимым, что мне стало трудно дышать.

Мне вдруг вспомнилось, что когда я оказался в склепе первый раз, то натолкнулся здесь на что-то или на кого-то. Но мне не хотелось рыться в памяти, уточняя, что именно это было. С тех пор как я попал в лабиринт, произошло так много всего…

Мы отправились дальше. На этот раз дверь в другом конце склепа была не закрыта, и, после того как рыцари Лоскампа пошли туда на разведку, а потом вернулись и сообщили, что все в порядке, мы продолжили путь.

Перед нами раскрылся неф [2] очень старого храма — это была та же церковь, через которую я в отчаянии убегал от Кроффа и двух его напарников.

Но как она изменилась!

Когда я пытался уйти от своих преследователей, распоясавшихся во время богослужения, она была лишь слегка запылена и выглядела запущенной. Теперь же храм превратился в руины: окна были разбиты и казались черными пустыми глазницами, за которыми колыхалась темная мгла; крыша провалилась, и ее обломки разрушили часть скамеек; большой деревянный крест, ранее висевший на стене над алтарем, теперь лежал разбитый на полу, а под ним — скелет человека, которого он придавил, — вероятно, это был священник.

Но самое страшное мы увидели на скамейках для молящихся. При моем первом посещении на них сидели десятки, если не сотни людей, которые молились и пели. Уже тогда их движения показались мне неестественными, а сами люди были похожи на кукол.

Теперь это были трупы. Высохшие тела остались в той же позе, в которой они находились во время молитвы. Наверняка они умерли сотни лет назад, застыв в безвременном мгновении ужаса. Только сейчас я понял, что Лоскамп имел в виду, говоря о том, что лабиринт вводит человека в заблуждение с помощью галлюцинаций и мнимых картин. Я видел жизнь там, где была смерть, а движение — там, где уже давно царила вечная неподвижность. То, что я наблюдал в прошлый раз, было не больше, чем тень давно ушедшей реальности.

Обернувшись к Лоскампу, чтобы выразить свое возмущение по поводу ужасной картины, я увидел, что тамплиер потрясен не меньше меня. Его лицо пылало гневом, глаза расширились от ужаса, когда он осматривал ряды скамеек.

— Даже это, — пробормотал он, опустив руки. Его голос дрожал и готов был в любую секунду превратиться в крик. — Даже дом Господний это чудовище поглотило в своей жадности.

От его слов я внутренне содрогнулся. Я почти забыл, что тамплиеры были больше чем общество фанатиков — они были священниками, сражающимися монахами, которые собрались вместе, чтобы с мечом в руках нести в мир слово Божье. Как религиозные фанатики, они выбрали явно ложный путь, поскольку в своем безумии невольно отошли от сути своего учения, о чем и сами догадывались. Несмотря на это, они были искренне верующими людьми. У такого человека, как Лоскамп, ужасающий вид этой церкви вызвал, должно быть, в сто раз больше эмоций, чем у меня.

Я хотел утешить Гера, но в этот момент из дальней части церкви раздался грохот разлетающегося в щепки дерева.

Я обернулся: часть задней стены церкви обвалилась, и в результате образовалось отверстие высотою в человеческий рост и шириною до четырех метров. Вместе с поднявшимися клубами серой пыли из разрушенной стены продолжали падать камни, а через проем стало видно, что в соседнем помещении двигаются неясные силуэты. Маленькие искаженные фигурки ужасным образом напоминали страшно искалеченных детей…

У многих тамплиеров вырвался крик, когда первые из них прошли через пыльную завесу и предстали перед рыцарями.

Это были дети. К счастью, они не были искалечены или изуродованы. То, что в клубах пыли и дыма я принял за ужасный горб или наросты, оказалось лишь частью их истлевшей одежды, клочьями свисавшей с грязных тел, и мешками, которые они носили на плечах или на спине.

Лоскамп застонал. Около тридцати детей, пошатываясь от слабости, вышли из проема в стене и постепенно окружили тамплиеров. У некоторых из них сквозь прорехи в лохмотьях я заметил голые кости! Их вид был настолько ужасен, что мы, пораженные этим зрелищем, чуть было не прозевали опасность, в которой оказались!