Шрифт:
Но белому больничному коридору шла девушка, постукивая каблуками, посматривая кругом с беспечной снисходительной полуулыбкой, Коридор был пуст. И она шла, высокая, тонкая, и казалось, что в пустоте этой позади остается легкий звон, как от прикосновения к натянутой до предела струне. Она на ходу сняла больничный халат, перекинула через руку. Тотчас же, точно этого ждали, сбоку открылась белая дверь, и оттуда выглянул молодой «очкарик» в докторской шапочке.
– Нехорошо, – шепотом сказал он.
– Что именно?
– Халат снимать, нехорошо. Бактерии, знаете, вирусы.
– Нет на мне никаких бактерий.
– Помилуй бог! в комическом ужасе сказал «очкарик.
– Я не о больных, я о вас беспокоюсь.
Никодимыч сидел рядом с койкой Сашки Ивакина. Сашка не мог поворачивать голову в своем гипсовом «скафандре» и только изредка скашивал на тренера глаза. Тренер натужно изображал беззаботный тон.
– Залег ты, Саня, не вовремя. А я тебе сюрприз приготовил.
Тренер исчез, но тут же появился снова, торжественный и загадочный. В руках у него рояльным лаком, отсветом клейм и надписей сверкали горные лыжи.
– «Белые звезды»! – в священном благоговении воскликнул Сашка.
– Они! – довольно кивнул Никодимыч. – Отбил, понимаешь, в рукопашном бою. Тони Зайлер сказал о них, что…
– На склон бы сейчас. «Белые звезды»… – мечтательно перебил Сашка.
– Под твой вес. Под твой рост. Поставлю тебе на них собственные крепления – «неваду». Чтобы ты больше так глупо не падал.
Дверь тихонько открылась, и Лена просунула голову в комнату. Она на мгновение смутилась, увидев Никодимыча, но тут же освоилась:
– Гипс. Лак. Шрамы и клейма. Какой кадр пропадает!
– Привет, Ленка! – счастливым голосом сказал Сашка.
Она не ответила. Прошла в палату, кинула на спинку стула халат и села, поглядывая на Сашку и Никодимыча.
– С лекций удрала? – спросил Сашка.
– Удрала. А покурить тут нельзя у тебя? Ужас как покурить хочется.
– Нельзя, – пробурчал Никодимыч, скрепляя ремнями лыжи. – Нечего тут раскуривать. На скользящей у них, Саня, между прочим, тефлон стоит. Для влажного снега очень хорош. Как раз для апреля.
– Апреля? – недоуменно переспросил Сашка.
– К апрелю ты должен быть на ногах. Приз закрытия сезона.
– Он встанет, – сказала Лена. – Достаточно посмотреть на его портрет в «Советском спорте», чтобы понять: Ивакин встанет и будет в этих…
– Хибинах, – сказал Сашка. – Там приз закрытия.
– Я ушел. И не курить тут. Категорически. – Никодимыч покосился на сумочку Лены и вышел.
– Яблоко хочешь? – спросила Лена.
– Жевать-то нельзя. Меня бульончиком. Через трубочку кормят.
– Смотри, какое яблоко. – Лена вынула из сумки огромное яркое яблоко, земной, насыщенный жизнью плод. Она подняла его и крутнула за ножку. Луч света упал на яблоко, и оно засветилось.
– Как солнышко. Хочешь, повешу на ниточке? Сашка засмеялся.
– Вы что, с Никодимычем сговорились? Он лыжи несет, ты яблоко демонстрируешь…
– Это называется психотерапия, Санька, – сказала ему Лена. – Чтобы ты не точил душу печалью, а помнил…
– Что помнил?
– Про радости жизни. Про яблоки. Про меня. Ну и, конечно, про радость борьбы и всяких побед. Это уж Никодимыч твой обеспечивает.
– Слушай, Ленка, зайди в общагу. Там под койкой у меня чемодан. А в чемодане папка. А в папке…
– Дневник Шаваносова, – досказала Лена, – который ты выучил наизусть еще в детстве. Принести сюда?
– Принеси, пожалуйста. Мне без него не хватает чего-то. Стимула какого-то не хватает. Без него ребра могут не так срастись. И вообще…
ДНЕВНИК НИКОЛАЯ ШАВАНОСОВА
Это была та самая тетрадь, которую много лет назад Валька Сонный принес в пахнувший сеном сарай. Сашка никогда не задумывался над тем, какую роль сыграл или сыграет в его жизни тот прохладный весенний вечер. Свет закатного солнца, падавший сквозь дырки в крыше сарая, запах сена, ощущение легкой тревоги, которое всегда бывает весной, и эти записи старомодным почерком, и эти зеленоватые чернила, которые не выцветают. На обложке еще сохранилось пятнышко, там, где капнуло со свечки. Тогда они спрятали дневник рядом с «Путешествиями по Южной Африке», а на другой день нахлынули события: Валька неожиданно укатил к отцу, полковнику авиации, который продолжал службу в каком-то городе побежденной Германии.
И дневник Валькиного деда остался в тайнике, в старом сарае. Потерялся в годах и пространстве Сонный Валька. А дневник – вот… На первой странице его шла запись из книги «Чудеса мира (Живописная панорама чудес, созданных природой и трудами рук человеческих)»:
«…Чувство удивления при виде исполинских или странных предметов природы или небесных явлений, без сомнения, своевременно происхождению человеческого рода».
Я считаю эти слова истинными, сколько бы веков ни пронеслось над землей.