– Мама сказала, что деньги, а папа не сказал, только сказал, что у старика, если он узнает, сердце разорвется, потому что единственный его ребенок. Сердце - это у старика Роуленда.

Она смолкла. Старик Роуленд был хозяином фирмы, в которой папа работал. Полл видела его однажды - крепкий такой коротышка, живот как бочонок, а лицо красное и веселое. Он тогда сказал: «Ага, так это и есть, Джеймс, твоя малютка Полл-пончик!»

Он потрепал Полл по щеке, довольно крепко потрепал, и подарил ей шестипенсовик. Полл теперь подумала про его сердце, и ей представилось, как оно разбивается пополам - как фаянсовая форма для пудинга, которую мама однажды уронила на каменный пол возле посудной мойки.

Тео сказал:

– И это все?

– Папа взял вину на себя. Так надо было...

– Вину - за то, чего не делал? За то, что сделал кто-то?

– Я так поняла.

Она была уже не уверена, не могла припомнить в точности. Папа уезжает - это было куда важнее!

– Хммм!
– произнес Тео странным каким-то голосом.

– Что ты хотел сказать этим своим «хммм»?

Он откинул волосы, падавшие ему на глаза, глянул с прищуром.

– А что, если, - прошептал он, - украдены не просто деньги, а золото?

Полл уставилась на него, озадаченная, а он продолжал:

– Точнее, сусальное золото, листовое. Которое он принес на прошлой неделе, эти обрезки для рождественских открыток. В жестянке. Чего-то оно стоит, не правда ли? Настоящее золото, он сам сказал.

– Но это только обрезки, - промолвила Полл.
– То, что остается после отделки экипажей. Ну, как... как колоски на поле после жатвы.

Полл никогда не жила в деревне, но мама рассказывала, что девчонкой она ходила собирать колосья после сбора урожая - спелые колосья пшеницы, оставленные на стерне фермерской конной жаткой.

– Да, обрезки, но их там очень немало. Фунты и фунты стерлингов, я полагаю, целое состояние. Если все эти кусочки сложить вместе и переплавить...

Тео даже запрыгал от возбуждения, заскрипели пружины его кровати.

– Тео! Папа не вор!

Он глянул на нее, как на дурочку:

– Я этого и не имел в виду. Просто он, наверное, подумал, что обрезки можно взять, как бросовые колоски на стерне, а потом, уже после, кто-то вдруг хватился: «А куда, собственно, девалось то золото?» - Он улыбнулся с сомнением, как бы проверяя на слух, есть ли смысл в его словах, а если и нет, то, может, она все-таки поверит? Добавил со вздохом: - А потом он уже испугался признаться. Что тут такого?

– Ты все выдумываешь. Папа никогда ничего не пугается. А кроме того, украли именно деньги - так мама сказала.

Но в ней самой не было той уверенности, что в ее словах. Тео, как и мама, любил сочинять истории, и тоже не всегда правдивые. А уж эта, подумала Полл, звучала совсем по-дурацки. Но с другой стороны, Тео был старший, и к тому же умный, все так считали. И теперь он размышлял, свернувшись на перине, уткнув подбородок в свои острые, голенастые коленки. Сказал, поразмыслив:

– Тут возможны два варианта, связанные один с другим. Во-первых, деньги, которых отец не брал, а во-вторых, золото, которое он взял. Он в тот момент и не думал воровать, но если дело вышло наружу, то как докажешь?

– Жуткий ты тип!
– сказала Полл.
– Отвратительный, костлявый гад!

Тео хихикнул:

– Можно побить меня каменьями и палками, но словами меня не проймешь.

Полл показалось, что она сейчас взорвется от ярости.

– А я папе расскажу все, что ты сейчас говорил.

Тео серьезно покачал головой:

– Этого ты делать не должна. Ему будет неприятно думать, что ты думаешь, что он совершил что-то дурно.

– А я и не думаю, это ты думаешь.

– Этому он не поверит, даже если ты так скажешь.

Полл растерялась. Она часто терялась, когда спорила с Тео, - у него был такой изворотливый ум! Его послушать, и не выберешься - как из аттракциона-лабиринта в Хэмптон Корт: входы, ходы, переходы, а выхода не найти. Она сразу припомнила, как она злилась на него нынче, когда пришла из школы, холодная и несчастная, а мама его же и жалела. Ей захотелось дать ему хорошего тумака, но он всегда поднимал вой, когда она его била, а иной раз начинал выть, еще только подумав, что она собирается стукнуть. И конечно, мама прибежала бы сердитая.