Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности даже соорудить скромный шалашик.

Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу — собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не клонило. Напротив — звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи, долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы — все это настраивало скорее на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки — «Все ярче дивных звезд сиянье…» — дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не могла не настраивать на творческий лад.

Однако едва родилась вторая строчка — «… Все памятней очарованье…» — как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин — одну потолще, а другую потоньше — в сарафанах и цветастых платках.

— Присаживайтесь, сударыни, — радушно пригласил их Иван-царевич. — Не угодно ли чайку с дороги отпить?

— Благодарю, — низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь, уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака.

— Золото, — проговорила она высоким скрежещущим голосом. — Сейчас буду грабить и убивать… — И, не обращая внимания на свою спутницу, дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более вдохновляясь: — Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете!

— Не слушайте, это она шутит, — попыталась поправить положение первая путница, но ее подругу было уже не остановить:

— Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу!

— Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? — наконец-то дошло до Покровского.

— Да! — взвизгнула сударыня. — Ежели кого сей же миг не пограблю, то гадом буду! — Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но тут же с диким верещанием швырнула ее оземь.

— Что такое, Петрович? — вскочила полная дама. — В чем дело?!

— Жжется, как огонь! — неблагим матом завопила разбойница. — Колдун проклятый!! — И она со всех ног побежала прочь, не разбирая дороги. Ее спутница грузно поднялась и потрусила следом, привычно сунув под сарафан чайную ложечку, хотя та была не золотая, а оловянная.

— Эх, такой вечер испортили, — вздохнул Иван-царевич, снимая с огня вскипевший котелок. — Но что там со стрелами?

Покровский с опаской потянулся к золотой стреле и дотронулся до нее кончиком пальца — стрела оказалась столь же прохладной, как и земля, куда ее уронила незадачливая грабительница.

Ужин в королевской трапезной прошел на редкость тихо и даже печально. Князь Длиннорукий и Петрович, обычно хоть как-то разнообразившие трапезу болтовней и пьяными выходками, на сей раз вообще отсутствовали. Даже Каширский не был по-всегдашнему велеречив, а Анна Сергеевна, если порой и отпускала злобные реплики в адрес всего и вся, то делала это скорее по привычке. Впрочем, и лекарь, и госпожа Глухарева, отужинав, вскоре под благовидными предлогами покинули залу.

Виктор же все не решался встать из-за стола. Во время ужина он почти не притронулся к еде и угрюмо глядел в тарелку, изредка поднимая взор на княжну Марфу, сидевшую напротив него, на другом конце длинного стола. Княжна чувствовала себя не очень-то уютно в такой напряженной обстановке, но тоже не решалась покинуть трапезную. Слуги переминались с ноги на ногу, не зная, что им делать.

В залу почти вбежал Теофил:

— Ваше Высочество…

— Да, Теофил, слушаю вас. — Виктор, кажется, был даже рад, что кто-то прервал тяжкое молчание.

— Ваше Высочество… э-э-э… Вы позволите убирать со стола?

— Да-да, убирайте, — поспешно ответил Виктор. — Могли бы и не спрашивать. Если, конечно, кня… графиня не желает продолжить трапезу.

— Нет-нет, благодарю вас, — отказалась Марфа.

Слуги, словно того и ждали, кинулись уносить со стола немногочисленную посуду, а Теофил наклонился к Виктору и что-то зашептал на ухо. Марфа заметила, как тот побледнел.

— Вы уверены? — тихо спросил Виктор.

— Многие видели, — столь же тихо ответил Теофил. — Какие будут указания?

— Никаких.

Оставшись вдвоем с Марфой, Виктор негромко произнес:

— Графиня, мне нужно вам кое-что сказать.

— Что? — не расслышала княжна. — Ваше Высочество, вы не позволите мне пересесть поближе?

— Да зачем, я сам, — с этими словами Виктор поднялся из-за своего места и пересел на уголок стола рядом с Марфой. — Княжна, я должен с вами поговорить. Днем, на башне, нам помешали…

— А вы не боитесь, что нас могут подслушать? — Марфа положила ладонь на руку Виктора.

— Теперь это уже не имеет значения, — вздохнул Виктор. — Да и кому тут подслушивать — все разбежались. Знаете, что мне только что сказал Теофил? Что вблизи нашего замка видели вооруженных рыцарей от десяти до пятнадцати человек. И передвигались они совершенно открыто, как будто ожидая, что мы на них нападем!