— А Эрика ты по той же причине выбрала? — внезапно разозлился Оттар. — Благоразумие? Самый богатый из претендентов? И замуж выходить отказалась не потому, что он тебя не любит, а потому, что ты, играя на его чувстве долга, сможешь для своей дочери вытянуть больше?

— Ядвига не только моя. Она еще и его дочь, — сдержанно ответила женщина. — Ты становишься бестактным, Оттар. Но я все же отвечу. Эрика я выбрала потому… потому, что выбрала. Но он не мальчишка, как ты. Ты ведь не заметил, что он ранен.

Оттара будто под дых ударили.

— Он получил в живот стрелу с зазубренным наконечником. Хорошо, что ниже печени, а то б не выжил. Кроме нее, у него еще восемь ран поменьше. Ту стрелу он просто обломил, а наконечник остался в теле. Эрик довез пойманных разбойников до Сарграда. Там ему арабский врач удалил наконечник и предупредил, что рана загноилась. Но Эрику сказали, что часть разбойников ушла в сторону Травискара, он кинулся в погоню. В монастыре ему пришлось остаться. Он две недели лежал в бреду, поднялся только три дня назад. И с этой бандой… Он не затем говорил про хозяйство, чтобы мне удовольствие доставить. Для того, чтобы тебе в моем присутствии не вздумалось про арантавское отребье рассказывать. Эрик меня боялся взволновать. Он не знал, что мне про ту банду уже рассказали. Как и про его ранение, впрочем. Вот так-то, Оттар. А то, что он в мелочи хозяйственные вникает, — так он о дочери заботится. Ты на его месте всем бы похвастался, что красотка Ядвига ребенка от тебя родила, но о приданом для дочки ты и не вспомнил бы.

Оттар молчал. Мог бы возразить, да только понимал: кто спорит с женщиной, тот тратит жизнь на пустяки.

— Подвиги… — прошептала Ядвига. — Ты не знаешь, что это такое. Подвиг ли постоянно с кем-то драться? Новизна, ни о чем заботиться не нужно, все необходимое можно украсть — вы это называете добыть в битве. А попробуй, как завещал Хирос, всю жизнь, изо дня в день пахать землю да пасти стадо, — тогда и поймешь, что такое подвиг. Ты ничего не смыслишь в землепашестве, оттого и прикрываешься словами, будто оно презренно. И на Эрика взъелся, потому что ревнуешь его ко мне. Тебе казалось, что ты единственный, кто достоин его внимания. А я тебя спрошу: если бы Эрик сказал, что одному лишь тебе хочет доверить управление княжеством, как быстро ты побежал бы учиться к ближайшему купцу?

С этими словами Ядвига ушла в дом. Оттар пожал плечами, ответил, хотя и запоздало:

— Я бы на поединок его вызвал за такое унижение.

Звучало вроде бы гордо, но сам почувствовал: ложь. Выругался. Распутная дрянь Ядвига права: если бы Эрик попросил… что бы он ни попросил, Оттар выполнил бы его просьбу. Но не потому, что ему хочется вести счета, а потому, что просьба друга — священна. Ядвиге этого не понять.

Или наоборот, именно о том она и говорила, упомянув про ревность?

Об одном Оттар жалел: зря они остановились на ночь в Тыряни.

Вернулся в комнату, вытянулся на постели. Тяжело вздохнул. Рядом послышался смех. Оттар повернул голову и подскочил, закричав в ужасе.

Рядом с его кроватью сидел Вальтер. Уже не в крови, одетый так, каким его в гроб положили. Только лицо желтое и глаза — как бельма.

— Не кричи, — смеялся Вальтер.

— Т-ты… тебя же похоронили!

— Ну да. Я тебе просто снюсь. Как и раньше.

Оттар шумно выдохнул. Сел, взъерошил волосы. Огляделся: комната вроде именно та, которую ему выделили в доме Ядвиги.

— Выгляни в окно, — посоветовал Вальтер. — Звезд нет. А в яви — есть.

Оттар убедился. Успокоился, даже попросил:

— Ты б не приходил сюда, а? Ну монастырь тут, не хочу я рядом с ним богохульствовать…

Довольный Вальтер расхохотался и пошел на уступки:

— Мой Повелитель не жесток. Достаточно будет того, что ты, как проснешься, утреннюю молитву не произнесешь ни вслух, ни мысленно. Ничего страшного, верно? Ты и раньше, бывало, забывал молиться. Только теперь не забудешь, а сознательно не помолишься. А потом, когда с Эриком поедешь в монастырь, можешь и покаяться. Искренне. Скажи отцу Сигизмунду все. И что богохульствовал во сне, и что помолиться… забыл. Не говори только, что ты меня убил. И не говори, что это я к тебе хожу. Скажи, разбойник ходит. Да, и епитимью исполни в точности!

— Может, мне не ездить? — пролепетал Оттар.

— Нет-нет! Обязательно! И, — Вальтер придвинулся вплотную, так, что Оттар уловил гнилостный запах: — послушай, о чем монахи с Эриком говорить станут. Потом мне расскажешь. Запомнил? А сначала поведай мне, где схваченных на ночлег оставили?

Оттар молчал. Вальтер покачал головой:

— Плохо, Оттар, плохо. Ты ведь не подозреваешь, что за ними сообщники идут. Дорогу перепутают, сюда явятся. На дом нападут. Ядвига, положим, по заслугам получит, за грехи ее, а Эрик за что погибнет?

— Можно подумать, вы не обрадуетесь.

Вальтер помолчал. Потом серьезно и грустно объяснил:

— Мой Повелитель говорил не раз: как печально, что он не с нами. В его жилах течет очень древняя, очень благородная кровь. Лучшая кровь этого мира. И нам важней привлечь его, чем убить. Поверь, те, кто осмелился ранить его вопреки приказу моего Повелителя, были сурово наказаны. Им долго придется служить, чтобы вернуть расположение Повелителя. Эрик умрет, да, но — не так, — Вальтер хищно улыбнулся. — Так где ночуют солдаты с разбойниками?