Еще, стоило мне ступить на землю, у меня вдруг возникло странное ощущение, словно бы я тут свой, словно меня тут кто-то ждет. И не только ждет, но и желает со мной познакомиться поближе, кто-то относящийся ко мной в высшей степени хорошо, кто-то родной, близкий...

Это меня что, уже «манит»? Впрочем, нет, вроде бы не должно... Да и как это может быть сделано?

— Как это — манит? — спросил я у Майло. — Как это происходит?

— Кто знает? — ответил он. — Только оставшиеся здесь. Спроси у них.

— У них? Где их можно найти? Майло улыбнулся:

— Да вот же, вокруг тебя. Как ты думаешь, откуда в густойбище взялись люди? Они все когда-то здесь остались. Их всех когда-то поманило.

— Поманило?

— Ну да. Видишь ли, попадающие в густойбище... как бы это сказать... они теряют возможность размножаться... Нет, я не имею в виду секс... тут все в порядке. Просто у них не появляются дети. Такое вот странное свойство у густойбища.

— И как они это переносят? — спросил я, с любопытством оглядываясь.

Несчастными кичевники не выглядели. Скорее наоборот.

— Нормально, — ответил Майло. — Это даже удобно. Видишь ли, даже имей они такую возможность, то настоящим кичевникам некогда было бы заниматься Детьми. Совсем некогда. И в результате бедные крошки, появись они на свет здесь, могли запросто, к примеру, помереть с голоду и жажды. А уж пеленки им никто бы не стал менять совершенно точно.

— Им некогда? — уточнил я. ~- Вот именно. Некогда.

— Чем же тогда кичевники занимаются? Мне кажется, они просто бьют баклуши?

— В этой части густойбища. Здесь они просто тусуются. Ну, знаешь, как карты в колоде. А вот если пройти дальше, то можно увидеть целые плантации приколов. Их выращивает особая порода кичевников, отличающаяся полным отсутствием воображения и чувства юмора.

— Приколы? — переспросил я. — Зачем они им?

— От них все кичевники приходят в хорошее настроение. Они им нравятся.

— Ага, ясно.

Я понимающе кивнул.

Нет, объяснения, конечно, штука хорошая, но некоторые вещи стоит увидеть собственными глазами. Что там за приколы, с чем их кичевники едят? Может быть, тогда хоть что-то прояснится.

— А еще приколы являются средством опознания. Настоящий кичевник от них просто тащится. Ну, так по крайней мере говорят.

— Тащится?

— Да, и еще его от них колбасит. По правде говоря, я всегда хотел посмотреть, как это происходит. Может быть, сейчас получится?

— Тогда не будем здесь задерживаться, — предложил я. — Давай поищем плантации приколов.

— Давай, — согласился Майло.

К этому времени толпа вокруг человека с восточным лицом осталась уже позади, и мы теперь находились возле шатров. Украшавшие их фотографии были довольно красноречивы. Я даже ненадолго остановился, чтобы рассмотреть одну из них, находившуюся в самом центре скопления жилищ местной элиты. На ней была изображена женщина с лицом домохозяйки. Она стояла на вершине пирамиды из книг с яркими обложками. У подножия пирамиды сидели три толстых бородача и что-то печатали на пишущих машинках. Судя по формату заложенных в машины листков и по валявшимся рядом с бородачами пустым книжным обложкам, они создавали книги для этой пирамиды.

Хм... странная все-таки штука, это густойбище. Как можно объяснить эту фотографию? Я покачал головой.

— Это элитные чумы, — объяснил Майло. — В них живут только самые известные кичевники.

— А что означает вот это? — спросил я у него и ткнул пальцем в так озадачившую меня фотографию.

Майло пожал плечами.

— Не имею ни малейшего представления. Но что-то, несомненно, означает.

— А откуда кичевники взялись? — спросил я. — Ты не знаешь, как они здесь очутились?

— Знаю, — сообщил мой провожатый. — Это случилось не так давно. Если хочешь, могу рассказать.

— Валяй, — разрешил я. — Только давай не будем терять время. Двигаемся дальше.

Мы пошли прочь от шатров, и тут я увидел тотем. Он стоял возле самой границы просеки, до поры до времени скрытый деревьями. У подножия его был насыпан холм, как мне показалось, насыпанный из перевязанных крест-накрест пачек бумаги. На самой вершине тотема была устроена площадка, украшенная флагами, здорово смахивающими на американские. Еще на площадке виднелась горка магнитофонных кассет и компьютерных сидиромов.

Мне захотелось протереть глаза.

Американские флаги... вот как? Откуда это? Может быть, они всего лишь привиделись? Ну-ка... ну-ка... надо взглянуть поближе.

— Ты куда? — насторожился Майло.

— Сейчас, сейчас, — пробормотал я. Ноги сами несли меня к этому тотему.

— Хочешь посмотреть на тотем затуманивания?

— Хочу, — признался я.

Теперь продвигаться к холму было труднее. Возле | него было довольно многолюдно. Причем, как я уже видел, чем ближе к нему, тем больше попадалось коленопреклоненных фигур. Можно было даже рассмотреть закинутые к небу лица, выражающие беспредельный восторг, полузакрытые в экстазе глаза, вскинутые руки...