– Итэль, вы сегодня сами себя превзошли.

Сладкое пряное пламя медленно растекалось по жилам.

– Я всего лишь попыталась соответствовать уровню. Это вы сегодня были неподражаемы. Саннивский Храм еще не видел более благочестивого действа. Браво, тив Херевард!

– Ох, Итэль…

Эсмонд поморщился, словно от резкой головной боли, и решительно отставил в сторону бокал с вином. Его личная чаша терпения окончательно переполнилась.

– Все очень плохо, гораздо хуже, чем еще совсем недавно казалось.

Голос у тива был таков, что расслабленно лежавшая на низком диване дама-аннис сначала перестала улыбаться, а затем и вовсе встала с удобного ложа.

– Что вы хотите этим сказать, Благословенный?

– Сегодня… в храме… это были крохи былой силы, это было… жалко и убого… – прошептал Херевард. – Еще век назад я бы смог исцелить, если понадобилось бы, всех присутствовавших. Всех, понимаете?! А не только одну слепую швею.

– Я не понимаю…

В янтарных глазах аннис черной мушкой застыл страх. Старый-старый, давнишний ужас перед утратой всего того, что составляет сущность каждого эсмонда, – Божественного Присутствия – этого бездонного колодца Силы.

– Будь проклят тот день, когда мы решили, будто в Джезиме нас ждет новое возрождение.

Херевард обозвал Синтаф древним, еще шурианским именем, ныне забытым всеми, кроме шуриа.

Джезим – земля радости, земля неисчислимых богатств и божественной красоты, полноводных рек и щедрых плодородных долин, земля древних чар и духов. Сначала со своих нищих островов пришли ролфи, увидели все это богатство, облизнулись и по праву сильного отобрали у шуриа их землю, их свободу. И прокляли.

– Кто мог знать, что кровь ролфи окажется для нас ядом?

Риторический вопрос, право слово. Кто знал, что старая добрая практика растворения покоренного народа, которая всегда срабатывала в пользу диллайн, на этот раз даст осечку? Никто не знал, никто не ведал.

– Мы стали выдавать наших дочерей за ролфи, мы стали женить наших сыновей на полукровках, как делали это прежде. Мы беспечно попались в свои же силки, – с нескрываемой горечью молвил Херевард.

Женщина недовольно поджала губы. Она не любила напоминаний о собственных просчетах.

– Мы ошибались, тив. Мы жестоко ошиблись, но мы же и старались все исправить.

– Плохо старались, – буркнул тив. – Зря старались.

– Не нужно так говорить, Херевард. Еще ничего не потеряно. Мы преодолеем кризис…

Вот в чем эсмонд сейчас нуждался меньше всего, так это в утешениях и мягкой жалости во взоре. Он – Благословенный Святой, а не птенчик, которого только-только вытолкали из гнезда в суровый мир.

– Итэль! Ради Истины и Веры! Прибереги слова утешения для более суровых времен и прежде всего для самой себя. Они пригодятся очень скоро. Что же касается столь любимой фразы: «Мы сделали, что могли. Пусть другие сделают лучше», то меня и мою совесть она не успокоит. Предвечный избрал диллайн и даровал нам Истинное Благословение, а мы его позорно про… гуляли. Разбазарили, профукали, прохлопали ушами, называй, как тебе больше нравится, но сути это не меняет.

Итэль Домелла дама-аннис Сар была знакома с Херевардом вот уже четыреста пятьдесят семь лет, и подобные скорбные нотки в его словах ей довелось услышать от силы раза три. При самых трагических обстоятельствах, в самые отчаянные мгновения. И пусть на тиве сейчас не запыленная сталь доспеха, а модный двубортный фрак, и не кольчужный капюшон закрывает голову, а из всех неудобств – только острые края стоячего накрахмаленного воротничка, впившиеся в щеки. Элегантная трость, конечно, не меч, но ничего не изменилось. Не для диллайн, одержимого Верой.

Оно, может, и к лучшему, что Херевард не при мече и даже без пистолета, ибо он в ярости.

– Наша святая кровь растворилась в крови язычников и нечисти, Итэль. Еще век назад я бы смог исцелить сотню таких прачек…

– Она – швея, – поправила женщина.

– Плевать! Мне плевать, кто она такая. Я знаю только одно – даже будучи исцеленной одним лишь моим прикосновением, она все равно верила недостаточно сильно. Она верила в меня-эсмонда, а не в Силу Предвечного. Итэль, вера… наша святая вера иссякает медленно, но неуклонно. Вспомни, сколь много было нам подвластно еще совсем недавно, и сравни с тем, что мы имеем сейчас. Это же…

Он хотел сказать «огрызки», но не посмел, язык не повернулся.

– И мы сами виноваты. Сами погубили то, что имели.

Напоминать Хереварду, что диллайн ушли в Джезим потому, что уничтожили во всех смыслах собственную родину, заигравшись во всемогущество, дама Сар не стала. Он все помнит, он прекрасно понимает, и нет нужды бередить старую незажившую рану. И они, эсмонды, действительно сделали все от них зависящее, чтобы исправить ошибки.

– Сегодня я почувствовал, сколь катастрофически истончилась наша связь с Предвечным. Он не слышит наших голосов, как если бы мы забыли о Его существовании. Он уже утратил большую часть паствы – тех, в ком чужая кровь заглушила зов диллайн. Для них это уже не вера, но религия. И это самое страшное. И для диллайн, и для эсмондов, и для Предвечного.