— Что же с ним стало?

— Его сожгли.

— Кто тебе это сказал?

— Я видела сама…

Вдова казненного зарыдала, ломая руки.

— Он не существует, — прошептала она в отчаянии. — Боже мой! Это последний удар!

Берта вернулась домой подавленная, разбитая драмой, которой она была невидимым свидетелем. Но при виде горя и отчаяния матери она забыла о себе.

— Милая мама, — сказала она, обнимая Анжелу, — ради Бога, не падай духом. Будь мужественна и сильна, я умоляю тебя на коленях!

— Я постараюсь, но я хочу все знать. Что произошло на Королевской площади?

— Ужасные вещи!…

— Я должна все знать!… Не скрывай ничего!

— Слушай же…

И Берта дрожащим голосом рассказала малейшие подробности событий, произошедших в квартире Рене Мулена.

Мадам Леруа с трепетом слушала ее. Все ее внимание было сосредоточено на рассказе дочери.

— И эта женщина… Эта безумная… Ушла, унеся остатки обгорелой бумаги? — спросила она, когда Берта закончила.

— Да.

— И ты не попыталась отнять у нее или хотя бы пойти за нею?

Берта покачала головой.

— Я была слишком поражена…

— Взяли эти люди деньги Мулена?

— Нет, это не простые воры… Они даже не взглянули на деньги. Я все принесла… Я взяла также бумагу, положенную одним из злодеев в конверт, распечатанный им… Бумагу, которая, по их словам, должна была погубить Рене.

Говоря это, Берта вынимала из кармана золото и банковские билеты и наконец подала матери синий конверт с надписью «Правосудие!».

Анжела вынула из конверта листок, на котором измененным почерком было написано:

« Увидеться со всеми предводителями.

Сообщить им о скором приезде в Париж избавителя.

Меры так хорошо приняты, что ничто не спасет тирана от гибели.

Первое покушение произойдет в оперный день.

Все будут уведомлены накануне и должны быть готовы действовать.

Пароль — Рим и Лондон».

— А! Негодяи! — сказала Анжела, закончив чтение. — Они погубили бы Рене. Эта бумага превратила бы его для всех в сообщника заговорщиков! Но кто же враги нашего друга?

— Не знаю, я слышала только одно имя — «Ледюк»… но лица их остались у меня в памяти. Если я их когда-нибудь встречу, хотя бы через десять или двадцать лет, — их узнаю.

— К какому классу общества принадлежат они по на ружности?

— Один казался богатым буржуа, другой был в платье рабочего… но, может быть, они переодеты… Когда последний прочел письмо, он сказал: «Эта женщина в Париже и грозит мне! У этого человека была эта бумага, которой он конечно, знал цену!… Если бы не случай, я бы погиб!»

— Он сказал это! — воскликнула вдова странным тоном.

— Да, мама, если и не такие именно слова, но смысл тот же… Я хорошо помню.

— Рене был прав! — продолжала мадам Леруа. — Он не зря дорожил этим письмом. Он знал, что, доставив его, сделал бы нам бесценный подарок. Это письмо привязывало меня к жизни, пробуждая надежды. Это письмо изменяло твою будущность! А теперь — ничего! Все уничтожено… Да, мы осуждены! Мы прокляты!

— Зачем отчаиваться, мама? Конечно, Рене Мулен знает наизусть содержание этого письма и передаст тебе, когда будет на свободе.

— Я умру прежде, чем его освободят! — печально прошептала Анжела.

— Мама! Не говори этого!… Разве ты хочешь отнять у меня мужество, которое теперь мне так нужно? Да и к чему отчаяние? Ты хорошо знаешь, что я люблю тебя, и не одна я… нас трое… Рене Мулен… и другой еще…

— Другой?

— Да, наш брат, который не мог спасти бедного Абеля, но который вылечит тебя, он это обещал мне.

— Доктор Этьен?

— Да, он любит нас, как будто он твой сын, и я уверена, что думает скоро назвать тебя своей матерью.

— Матерью? — сказала, вздрогнув, Анжела.

— Да… — ответила Берта, краснея до корней волос. — Но что с тобой? Что тебя смущает? Разве доктор не был бы тебе лучшим сыном? С ним мы были бы счастливы.

— Ах! — прошептала Анжела. — Я боюсь понять…

— Чего?

— Этьен Лорио сказал, что он тебя любит?

— Он не сказал мне прямо, но дал понять.

— И ты… ты его любишь?

Берта молча потупила глаза и еще больше покраснела.

— Ты его любишь? — повторила больная.