Машинист не без самодовольства берется жилистой рукой за надраенную до блеска рукоятку регулятора впуска пара в цилиндры паровой машины. Другая его рука лежит на ручке крана машиниста. Нефедов замечает, что она пока на первом положении. Значит, тормоза полностью отпущены. Сейчас Каленов отожмет рукоятку регулятора от себя и впустит пар в золотники машины.

До того как поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта, Нефедов работал паровозным машинистом. Немало времени провел он на локомотивах и во время студенческой практики. Доводилось иногда водить поезда и потом, когда был уже инженером. Давно, однако, не был Нефедов в будке машиниста, давно не видел арматуры паровозного котла…

Нет, не всё ещё забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова всё, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень води в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно — более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно не первосортный.

Замечает низкое давление пара в котле и тусклое пламя в топке и Азаров. Будучи человеком решительных действий, он сразу же распахивает топочные дверцы, забирает лопату из рук помощника машиниста и начинает ловко забрасывать уголь из тендера в топку.

— Да, топка у нас не в порядке, — мрачно говорит машинист Каленов. — Помощник мой весь день сегодня в расстройстве чувств.

— Чего же это? — интересуется Вейцзеккер.

— Какие-то семейные неприятности.

— Какие же, господин помощник машиниста? — резко поворачивается к нему Вейцзеккер.

— Сестренку в Германию… — только и мог произнести помощник машиниста.

— Так вы, значит, из-за этого забастовку объявили? — повышает голос Вейцзеккер.

— Я стараюсь, господин майор! — испуганно произносит помощник машиниста.

— Отдайте ему лопату, господин обер-лейтенант, а мы посмотрим, как он старается.

Паровоз уже набрал значительную скорость, и Каленов перекрыл доступ пара в машину.

— Это что, предельная скорость?

— Да, тридцать километров. Больше из этого самовара на таком угле не выжмешь.

Тормозит он хоть и без особого мастерства, но Нефедов сокрушается:

— Ну, куда мне так!

Однако, проделав те же манипуляции с регулятором и краном машиниста, он тормозит локомотив почти так же, как и Каленов.

— Напрасно скромничали, — хвалит его Вейцзеккер. — По-моему, ничуть не хуже, чем Каленов. А вы что скажете, господин обер-лейтенант?

— Согласен с вами, господин майор. Будем, однако, справедливы к господину Каленову. У него класс работы повыше. Да и не мудрено — Дерюгин давно не держал руку на кране машиниста…

Каленов улыбается, а Вейцзеккер смотрит на часы:

— Ого, уже третий час! Мне пора возвращаться в Овражков, а то, кажется, снова собирается дождь.

— Не собирается, а уже… — уточняет Азаров, высовываясь из окна паровозной будки.

Давно накрапывавший дождь льет теперь всерьёз. Струи его, сносимые порывами шквального ветра, заливают окно и двери паровозной будки, жестко стучат по её металлической обшивке. Майор Вейцзеккер торопливо прощается, натягивает на голову капюшон и спешит к своей машине.

— Ну, а мне что теперь делать? — спрашивает Каленов.

— Сейчас четверть третьего, — говорит Азаров, взглянув на часы. — Подежурьте еще полчаса и можете возвращаться. Вам ведь нужно еще с поездным диспетчером связаться?

— Он предупредил меня, что в его графике будет «окно» между четырьмя и пятью часами. Я свяжусь с ним поближе к четырем.

— Тогда вам придется раздавить еще парочку наших мин, — шутит Азаров, спускаясь вместе с Нефедовым с паровоза. — Ну как? — спрашивает он майора.

— Все в порядке — не подведу.

— К четырем всё должно быть подтянуто к будке стрелочника Михеева. Надеюсь, на него можно положиться?

— Вполне. Это наш человек.

— А полицай по-прежнему дежурит у телефона в его будке?

— Полицая мы ликвидируем, как только машинист получит от диспетчера разрешение на выезд.

— А Лукошко пусть обеспечит ликвидацию «шкоды», как только мы взорвем мост.

— А если…

— Никаких «если» быть не должно, Андрей Сергеевич! С мостом сегодня все должно быть кончено.