Она перешла на громкий хриплый шепот и приблизила лицо к моей щеке. Судя по запаху изо рта, выпила она изрядно.

– А он очень нерешительный был, краснел, даже когда с Настькой здоровался, а уж спросить, где туалет, для него было страшнее смерти. Что же делать? Этот балбес вот чего придумал: когда Настя вышла из комнаты приготовить чай, он, не долго думая, спустил штаны и опростался на ковер рядом с собакой! – Девчонка несколько раз фыркнула, точнее, хоркнула, как северный олененок.

– Так не бывает, – заявил я.

– Бывает. Ну Настя возвращается и видит: ковер испорчен. Алик говорит: это собака сделала. Настя: не могла она этого сделать. Алик: говорю же, это собака. Настя: да не могла она этого сделать! Она плюшевая! – Моя собеседница уткнулась носом себе в коленки и затряслась. – На этом у них все и закончилось, – продолжила она, просмеявшись. – Она его ославила на весь Химик.

Я от души посмеялся над историей. Впоследствии мне неоднократно приходилось слышать ее от самых разных людей, живших в разных городах и незнакомых друг с другом, и героями всякий раз были парень и девушка с новыми именами. Я даже не удивился, когда ту же байку рассказал по телеку комик Семен Шаферман в какой-то низкопробной передачке вроде «Аншлага».

– Я Роман, – представился я в качестве продолжения разговора.

– Да знаю я тебя! – Девчонка хлопнула меня ладошкой по колену. – Роман, он же Плакса. Тот самый, из «Аденомы»!

– Э-э-э… – Я прямо онемел, настолько это было неожиданно.

– Меня зови Присциллой. Я была на всех ваших концертах, мне так нравилось… Почему вы сейчас не выступаете?

Я пришел в себя:

– Долго объяснять. Слушай, у меня от этой псевдомузыки уже башка трещит… – Я кивнул в сторону магнитофона.

– Да, и у меня тоже, – поддержала Присцилла. – Давай смажем!

Из комнаты общего веселья мы перебрались в полутемный коридор. Я тут же потянулся губами к мордашке Присциллы и поцеловал ее в горячую щеку, а она буквально навалилась на меня и обхватила обеими руками. В тот же момент выяснилось, что не по причине внезапного прилива страсти, а чтобы устоять на ногах.

– Плохо мне, – пожаловалась она. – Пошли на свежий воздух…

В подъезде мы не задержались – там мерзко пахло дезинфекцией и кошачьим пометом. Мы вышли из подъезда прямо в ночь. Я прижимал к себе эту красавицу обеими руками, поддерживая ее. Это было невыносимо приятно. От ее волос пахло чем-то хвойным, я словно обнимал маленькую елочку. Ближе к концу улицы (хотя это была и не улица, а беспорядочное нагромождение недоразвитых небоскребов) Присциллу вырвало.

– Всю романтику испортила, да? – грустно спросила девчонка. – Прости.

Я спросил:

– Может, назад пойдем?

– Да ну еще! Давай всю ночь гулять. Забредем куда-нибудь далеко-далеко! Только это… мне бы чего-нибудь бодрящего.

– Будет!

Я сгонял в ближайший ларек и вернулся с банкой колы, пакетиком растворимого кофе, пластмассовой ложечкой и двумя пластиковыми стаканчиками. Поровну поделил содержимое пакетика, плеснул колы: взметнулась густая пена, заполнив три четверти каждого стакана, и хлынула через край. Я взболтал получившийся продукт ложечкой, слегка осадив пену, долил колы:

– Вот. Термоядерный коктейль, известный как «бустер». Предупреждаю: сердце будет колотиться как пулемет.

– Да ну его, пусть колотится. – Присцилла отобрала у меня стакан и выдула залпом вместе с пеной. Второй стакан уделал я. – А здорово, похоже на мороженое! – заметила она.

Вскоре мы двинулись дальше, хотя я и опасался, как бы не нарваться на обдолбанную «бригаду смерти», какие попадаются в Нефтехимике. И мне стало совсем не по себе, когда впереди показалась компания, рассевшаяся на сваленных как попало бетонных плитах.

– Надо обойти, – прошептал я.

Мы, как два шпиона, пробирались мимо компании, прячась за «ракушками», и вдруг я уловил звуки бренчащей гитары и блеющий козлетон певца.

– Не могу поверить! Ты слышишь этот волшебный голос? – Я смело шагнул из-за гаража прямо в свет ночного фонаря.

– Ромка! – заорал гитарист – похожий на засохшую хлебную корку очкастый сколиозник.

– Саня!

Это и правда был мой приятель Саня, более известный в нашем городе как Тошнот. В своей шараге Тошнот считался последним лохом и лузером, он был бы изгоем, если бы не его гитара. Играл Тошнот в основном дворовые песни.

– Мужики, прошу любить и жаловать, это Ромка, мой друган!

– Ромка, свой пацан! – радостно прохрипел один из членов ночной малолетней компании и пару раз хлопнул меня между лопаток. Ненавижу, когда меня так называют, – вроде я уже вырос из этого возраста.

– Ромка, а вы сейчас где? – спросил Саня.

– В смысле?

– Ну вы, «Аденома».

– Очнись, очкарик! «Аденомы» уже два года как нет.

– Да я в курсе… А воссоединяться не собираетесь? Это ж единственная рок-группа была на весь Химик!