Несмотря на отчаянные знаки, подаваемые взволнованной Сесиль, я продолжала заворожено стоять посреди коридора, а князь неумолимо приближался к нам. В моей груди, как безумное, колотилось сердце, грозя вырваться из плена ребер и упасть к ногам коварного Дэниэля. На миг я даже забыла, как дышать и лишь глупо стояла перед ним, зачарованно смотря в его карие глаза.

— Вы прелестны, — жарко прошептал Баринский, целуя мою руку.

Нестерпимый жар разлился по моей коже от соприкосновения его чувственных губ и моего запястья. Было такое ощущение, будто разлился расплавленный металл, сжигая все на своем пути. Я была не в силах ответить и усилием воли отвела глаза на висящую на стене картину, изображающую русалку с голым бюстом. У хвостатой морской нимфы были длинные спутанные белесые с зеленым отливом волосы. Она дико расчесывала их своими пальцами, сидя на каменной глыбе посреди моря. Ее рыбий хвост тонул в морской пене, а на свету, проглядывающего из-за туч солнца, загадочно поблескивала чешуя.

— Милая картина, — наконец-то выдавила я из себя, нервно кусая губы.

Баринский небрежно отмахнулся:

— Эту мазню мне подарил друг-художник. Лихачев специально писал мне картины для крымского поместья. Если вы заметите, то все картины в этом доме выполнены на морскую тематику.

Князь говорил об этих картинах небрежным тоном, также как и у нас говорят о чем-то несущественном и не стоящем ровно никакого внимания. Насколько я помнила, то художника под фамилией Лихачев в истории искусства и живописи не существовало вовсе, и можно лишь только догадываться какова впоследствии была его судьба.

— Настоящие шедевры находятся в моем поместье под Краковом, а мне остается лишь показать вам, барышни Миллер, эти картины и провести в зал к остальным гостям. Прошу…

Князь галантно повел нас по длинному коридору по направлению к главной лестнице. Дэниэль попутно показывал нам картины, и кратко рассказывая о них что-то забавное. Затем он даже остановился напротив двери, из которой недавно вышел. Недалеко от нее висел огромный морской пейзаж, по очертаниям побережья и далеким горам я смутно узнала незастроенное современной для меня инфраструктурой южное побережье Крыма. Небо было грозовым очень насыщенного свинцового цвета. Темные грозные волны с белыми барашками неистово бились о прибрежные камни, соленые брызги летели в стороны, щедро орошая гальку узкого дикого пляжа. Где-то вдали, в море волнами трепало парусное суденышко, грозя разбить его в щепки о прибрежные камни. Я буквально впилась глазами в картину, ощущая неистовую энергетику художника, писавшего данное полотно. Необъяснимым образом ему удалось передать шторм. При взгляде на картину, заключенную в темную позолоченную раму, я буквально почувствовала порывистый ветер, запах моря и озона, а также услышала рев огромных валов, увенчанных белой пеной.

— Я вижу, вам понравилась картина, Габриэль, — словно сквозь вату услышала я далекий голос Баринского.

— Да, — прошептала я, отводя глаза от полотна. — Эту картину явно писал не ваш друг Лихачев, а другой очень талантливый художник-маринист.

Лицо Дэниэля несколько раз поменяло выражение от удивления до неистовой радости, прежде чем он что-либо ответил:

— Верно, Габриэль. Эту картину написал сам Айвазовский.

— Он великий художник, — восторженно ответила я, наконец-то обрадованная, что хоть какая-то тема мне более-менее известна. — Мне посчастливилось увидеть его самую лучшую картину.

Дэниэль лукаво улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— И какая, по вашему мнению, самая лучшая картина?

Я небрежно ответила, словно произнося прописную истину:

— "Девятый вал"…

Князь просиял и ответил:

— Я безмерно счастлив, что именно картина Айвазовского висит возле моей спальни. Где вы имели возможность увидеть его шедевр?

Хотелось сказать правду, что картину мы видели в музее с родителями, когда я училась в школе, да и то — копию. Но приходилось все время помнить, что я в 19 веке, и поэтому я лишь скоромно ответила:

— В частной коллекции одной состоятельной особы, которая просила никому себя не называть.

Князь понимающе кивнул и вежливо перевел разговор на другую тему:

— Нам уж пора идти. Идемте, барышни.

Дальнейшие рассуждения Баринского я не слушала, а старалась запомнить дорогу до апартаментов князя, попутно отмечая все на своем пути. Сесиль разговаривала больше из вежливости, нежели из личных симпатий, а когда мы остановились наверху лестницы и князь любезно удалился поприветствовать новоприбывших гостей, сестрица негромко заметила:

— Что с тобой сталось? С каких это пор ты интересуешься живописью? Видимо, Габриэль, ты серьезно ударилась головой. Мы в глаза ни разу так и не увидали картины "Девятый вал". Я скажу маменьке, и она обязательно вызовет доктора.

— Может не надо, Сисси, — жалобно прошептала я, стараясь унять дрожь внутри живота.

Страх нарастал с каждой напряженной секундой. Хотелось закричать от ужаса создавшегося положения, затем просто убежать. Мне приходилось жалобно взирать на мнимую сестру, а ее оленьи глаза спокойно смотрели на меня. В этот момент я до конца осознала, что в этот раз очень серьезно прокололась и помощи ждать мне просто не откуда.