— Гэйби, ты хорошо себя чувствуешь? — заботливый голос Сесиль вырвал меня из горестных размышлений.

Я перевела взгляд на истинных аристократов, рожденных повелевать сотнями слуг, купаться в роскоши и ни одного дня не знать, каково это жить на одну маленькую зарплату.

— Может велеть отвести вас домой, Габриэль, — любезно и вежливо предложил мне Дэниэль.

— Нет, — я покачала головой. — Просто я так испугалась, что до сих пор не могу прийти в себя.

— Это нервное потрясение, — забавным тоном знатока и психиатра изрек Баринский, и отхлебнул чай из фарфоровой чашки.

— Значит, мы остаемся, Гэйби? — больше для формальности спросила Сесиль и ее глаза буквально молили меня "останемся".

— Да, Сисси! — я утвердительно кивнула головой и для отвода глаз, аккуратно взяла чашку.

Оттопыривая мизинец правой руки, как это делали Баринский и Сесиль, я осторожно отпила ароматный и обжигающий чай. Первый же глоток это волшебного бодрящего напитка тут же прогнал мое уныние и упадочное настроение. Второй — вернул желание бороться. В моей голове, будто кто-то включил свет, и я тут же окончательно сообразила, у кого в доме нахожусь. Возможно, в одной из комнат лежат заветные Часы Времени, и мне не стоит терять ни одной возможности добыть их. В этот момент в моем мозгу родился простой до безобразия, но гениальный план.

Я сыто откинулась на мягкую спинку дивана и из-под полуопущенных ресниц лениво наблюдала за неторопливой светской беседой урожденной графини Миллер и князя Баринского. Этот разговор был больше похож на ажурное плетение кружев из лести, наигранной вежливости и отстраненных реплик ни о чем. При большом желании я могла кожей осязать это плетение, висящее в напряженной атмосфере комнаты, взять его в руку и неторопливо потрогать каждую хитроумную петлю вежливой фразы. Было настолько занимательно наблюдать за чисто женскими ухищрениями Сесиль, стремящейся понравится Дэниэлю, что раздумья о своих проблемах незаметно для меня отошли на второй план.

Стук тяжелых колес множества экипажей, гомон радостных людских голосов, женский мелодичный смех, топот конских копыт — все это, из неясного гула, доносившегося с плато, теперь переросло в громкий шум под окнами. Я нервно встала с дивана, быстрыми шагами пересекла всю комнату и выглянула из большого, до самого пола, окна. На подъездной аллее, возле парадного входа толпились открытые коляски. Это гости уже вернулись с пикника и теперь неторопливо заполняли своим гулким гомоном пустой холл дома. Я вопросительно посмотрела на Баринского и Сесиль.

— Уже начало четвертого и гости вернулись в дом, чтобы отдохнуть в жару и переодеться к балу, — торопливо пояснил мне князь, мельком взглянув на темный циферблат часов тихо тикающих на лакированной каминной полке.

Он говорил со мной таким тоном, словно объяснял человеку такие очевидные факты, вроде того, что солнце встает на востоке, а садится на западе. Я запоздало поняла, что невольно выдала себя незнанием таких известных всем и простых вещей. Которые происходят по заведенному порядку из года в год и уже стали просто неотъемлемой традицией летних пикников. Я замолкла и, не зная, что сказать, отвернулась снова к окну, наблюдая через мутноватое, с мелкими пузырьками воздуха, стекло за суетой аристократов перед парадных входом в дом. Сесиль словно кожей ощутила мое замешательство и растерянность, она неловко сглотнула чай и напряглась, готовая опровергнуть любую догадку Баринского о моей памяти. Добрая девушка моментально пришла мне на помощь, игриво вставляя свою реплику шутливым тоном:

— Гэйби, как ты могла забыть. Дамы всегда отдыхают перед танцами. Эти летние балы, конечно, не те, что устраивают в разгар сезона, но все же имеют свою невыразимую прелесть.

Я едва сдержалась от желания скривиться, слушая подобные высокопарные речи. Все же мне приходилось, не меняя выражение лица, спокойно пройти обратно на своем место на диване рядом с сестрицей. Затем я сразу же устыдилась своей реакции на все еще непривычную для моего уха речь дворян. Девушка спасает мою шкуру, а еще и нос ворочу. Чувство благодарности по капельке просачивалось в мою душу.

— Ах, как же я могла… Конечно же помню, Сисси, — воскликнула я с самой серьезной миной, на которую была только способна. — Именно на таком балу можно подцепить себе парочку поклонников еще до осени. Вспомнить только господина Зуева…

Упоминание о престарелом кавалере Габриэль было самой настоящей удачей. Я отчетливо видела, как из глубины ореховых глаз Сесиль постепенно ушла тревога, уступая чувству невыразимого облегчения. Мне в очередной раз пришлось восхититься ее бескорыстной любовью и преданностью. Если бы меня спросили, хочу ли я такую сестру как Сисси, то непременно ответила бы согласием. Младшая сестра настоящей Габриэль уже буквально светилась от радости, что мне удалось так ловко ввернуть факт из моей собственной, как она наивно считала, жизни.

Случайный взгляд, брошенный вскользь на Дэниэля, несказанно поднял мне настроение. Сквозь непроницаемую маску, на лице слишком очевидно были видны подавляемые эмоции, а досада и бешенство засветились в глубине его потемневших глаз с прежней силой. Меж тем я безмятежно отпила чай из фарфоровой изящной чашечки и отозвалась скучающим тоном:

— Ты же знаешь, Сесиль, я никогда специально не ловила женихов, но по закону подлости всегда летом ухаживают именно такие, как господин Зуев.