Следующие полчаса они угрюмо и непреклонно использовали свое численное превосходство, тесня буров и загоняя их все выше на холм. Каждый скальный выступ превращался в крепость, которую нужно было осаждать, брать и платить за это кровью. На фронте примерно в двести ярдов атака распалась на отдельные схватки, которыми Шон не мог руководить. Он собрал тех, кто был поблизости, и, минуя камень за камнем, они пробивались к вершине, а бюргеры перед ними удерживали позиции до последней минуты, и лишь потом отступали на следующие рубежи.

Вершина холма представляла собой углубленную площадку, своего рода блюдце; со всех сторон склоны круто уходили вниз, и здесь, в этой природной крепости, шестьдесят бюргеров сражались с одержимостью людей, знающих, что это последний бой. Они отбросили англичан от края блюдца и заставили их заскользить вниз, в убежище между камнями.

Когда была отбита вторая атака, на холме воцарилась неестественная тишина.

Шон сидел, прислонившись спиной к камню. Он взял флягу с водой, предложенную капралом, прополоскал рот, освобождая его от крови и сгустившейся слюны, и выплюнул на землю розовый комок.

Потом наклонил голову и дважды глотнул, закрыв глаза от наслаждения.

– Спасибо.

Он вернул флягу.

– Еще? – спросил капрал.

– Нет.

Шон покачал головой и посмотрел на склон.

Солнце уже взошло, и лошади, которые паслись далеко внизу в долине, отбрасывали длинные тени. Но у основания холма лежали мертвые животные. Одеяла и разорванные тюки, из которых вывалились вещи погибших, валялись вокруг.

Люди в хаки и в коричневом были незаметны, как груды сухой листвы на траве; в основном это были англичане, но среди них, побратимы в смерти, лежали и бюргеры.

– Мбежане, – негромко сказал Шон сидящему рядом рослому зулусу. – Найди нкози Сола и приведи ко мне.

Он смотрел, как отползает зулус. В начале бешеной скачки Мбежане отстал, но на полпути к вершине Шон оглянулся и увидел его в двух шагах за собой, с патронташем, готового передать его Шону, когда понадобится. До той минуты они не разговаривали. Им редко бывали нужны слова.

Шон потрогал ссадину на лице и прислушался к разговору окружающих. Дважды из блюдца наверху доносились голоса буров, один раз бур рассмеялся. Очень близко, и Шон за камнем почувствовал себя неуютно.

Через несколько минут Мбежане вернулся, за ним полз Сол.

Когда он увидел Шона, его лицо изменилось.

– Твое лицо! С тобой все в порядке?

– Сэкономил на бритье, – улыбнулся Шон. – Садись. Устраивайся поудобнее.

Сол прополз последние несколько ярдов и сел рядом с Шоном.

– Что теперь? – спросил он.

– Десять минут отдыха, потом снова наверх, – ответил Шон. – На этот раз наведем порядок. Ты с половиной людей обойдешь холм. Возьми с собой Экклза. Мы одновременно начнем наступление по всему периметру. Когда займете позицию, быстро выстрели три раза, потом медленно считай до двадцати. Я поддержу тебя с этой стороны.

– Хорошо, – кивнул Сол. – Мне потребуется какое-то время, чтобы обойти вокруг. Потерпи.

И он, улыбаясь, приподнялся и наклонился вперед, чтобы коснуться плеча Шона.

Шон навсегда запомнит его таким: большой рот кривится в улыбке, белые зубы сверкают сквозь трехдневную щетину, шляпа сдвинута на затылок, так что волосы падают на лоб, нос обгорел на солнце и шелушится.

Скалу за ними покрывали трещины. Не наклонись Сол вперед в этом дружеском порыве, он не подставился бы.

Снайпер наверху увидел над камнем край его шляпы и прицелился через трещину. В миг, когда пальцы Сола коснулись Шона, его голова оказалась как раз против трещины.

Пуля попала Солу в правый висок, прошла по диагонали навылет и вышла за левым ухом.

Их лица разделяло восемнадцать дюймов. Сол улыбался, когда в него попала пуля. От удара его голова лопнула, как воздушный шар.

Губы растянулись, улыбка превратилась в отвратительную маску, потом его отбросило, и он покатился вниз по склону. Его голову и плечи милосердно скрывала жесткая сизая трава, растущая между скалами, но туловище дергалось, а ноги конвульсивно плясали.

Долгих десять секунд Шон не шевелился, и выражение его лица не менялось. Столько времени ему потребовалось, чтобы поверить в увиденное. Потом его лицо словно развалилось на части.

– Сол! – прохрипел он. – Сол! – Выше, резче, с осознанием потери. Шон медленно поднялся на колени. Тело Сола наконец замерло. Неподвижное, обмякшее.

Шон снова раскрыл рот, но оттуда вырвался только нечленораздельный рев. Так ревет старый буйвол, когда ему прострелят сердце – так выражал свое горе Шон. Низкий звериный стон услышали и его люди, и буры наверху в блюдце.