— Надо ли объяснять, товарищи курсанты, в чем нарушил летную дисциплину Донсков?.. По вашему молчанию вижу — не надо. Это уже хорошо… Курсант Корот!

— Я!

— Снять с нарушителя летное обмундирование, ремень и обмотки.

— Есть! — Корот подошел к Донскову, но тот уже раздевался сам. В комбинезон завернул шлем и обмотки, затянул сверток ремнем и бросил в руки Короту. Теперь он стоял перед строем в майке, в широких, не по талии, старых хлопчатобумажных брюках и кирзовых ботинках. Березовский оглядел его сильную, атлетическую фигуру, и незаметная усмешечка наметила скобки у тонких губ.

— Брючный ремень сиять!

Хохотнул и громко ударил себя по бедрам старший лейтенант Костюхин.

— Правильно, капитан! — сквозь смех проговорил он. — Пуговицы бы еще ему обрезать. Курица летать захотела! Оставьте синьору шлем, пусть рыцарем протанцует до острога!

— Старший лейтенант!

— Молчу, молчу, только посмотрите: он ведь орлеанскую деву изображает!

Корот подступил к Донскову и наткнулся на яростный взгляд серо-зеленых отчаянных глаз:

— Не посмеешь, Боцман!

— Приказ, Вовка. Давай пояс. Штанцы поддержишь руками.

— Отойди по-хорошему.

Березовский видел посеревшее лицо курсанта, вздувшиеся желваки, напряженные мышцы полусогнутых загорелых рук. Прядка русых волос прилипла к мокрому лбу, под прямым носом блестели бисеринки пота. Крепкая грудь бугристо напряглась. Казалось, тронь — и взовьется человек, как протуберанец. Предотвращая неладное, Березовский крикнул:

— В чем дело, Корот?

— По уставу не положено снимать этот ремень! — тяжело вытолкнул слова Донсков.

— Слышали, товарищи курсанты? — подходя к нему поближе, сказал Березовский. — Он, солдат, может позволить себе нарушение, а я капитан, — нет! Почему же? Давай, голуба, на равных служить. Ты устроил карусель в воздухе, хотел сломать себе голову и упечь меня в тюрьму, а я тебя наказываю тоже не по уставу, а по-своему. Не хочешь? Не так воспитан?.. Трудно тебе будет с двумя лицами жить. Найди свое, Донсков. За цирк — десять суток ареста. Проводите, лейтенант, своего пирата на гауптвахту, да не забудьте у быстроногого певца домру отобрать. Наигрались!

Над полем лопнула и рассыпалась красными звездочками ракета. Ушли к самолетам летчики, запустили моторы, порулили к стоянкам. Курсанты, подперев плечами крыльевые подкосы, потащили планеры к ангарам. Быстро темнел сиреневый вихор облака над аэродромом.

Березовский догнал шагавшего впереди старшего лейтенанта Костюхина и похлопал по крутому плечу:

— Зачем оскорбил курсанта, Юрий Михайлович? Не каждый орел беркутом называется, но все же он орел. Еще раз, и — беседовать будем у командира!

Костюхин остановился, виновато наклонил голову:

— Пардон, Антон Антоныч! Знаешь, иногда какая-то козявка меня изнутри кусает — сам не рад. Извини!

Вечером начальник политотдела батальонный комиссар Маркин, замещавший уехавшего на долгосрочные курсы начальника школы, слушал командиров.

— По курсу летной подготовки делать эту фигуру на планере А-2 не положено, — говорил Дулатов. — Большой риск. Планеры отработали все возможные и невозможные ресурсы, могут рассыпаться от средних перегрузок, а он летал без парашюта. Смелость безрассудная, слепая.

— И поэтому обязательно наказуемая, — вставил Березовский. — Все, что мог по уставу, я Донскову выдал.

— Да, бригантины, так, кажется, Дулатов, называют ваши курсанты планеры, требуют капитального ремонта, — сказал Маркин. — Меня интересует психологический аспект происшествия. Как реагировали курсанты? Как восприняли?

Командиры переглянулись, замялись. Дулатов дипломатично молчал, предоставляя слово старшему. Березовский выпалил:

— Ему двенадцать стаканов компота приволокли на гауптвахту. Вот как!

Маркин беззвучно смеялся. Косматые седые брови поднялись. Он вынул платок, вытер глаза, прокашлялся и весело сказал:

— Компот действительно психологический. Здорово восприняли ваш урок. Ох, сколько работы задаст нам ребятня! Вечная загадка! А ведь мы были не такими шустрыми, если не считать лихих кавалерийских атак на пустой желудок, плавания по-собачьи в грязи Сиваша, командования полками в семнадцать-двадцать лет и другой мелочи. А?.. Вот скажите, Дулатов, каким вы думаете воспитать своего планериста?