Шрифт:
Евгения Александровна не стала делать вид, что не вслушивается в их разговоры:
– Только горячку пороть не надо. Поднимайтесь наверх, поспите. А там все прояснится, – и, обернувшись к Бушкину, сказала, похоже, в большей степени именно ему: – И пожалуйста, не волнуйтесь. В этом доме еще никого никогда и никому не выдавали.
Глава девятнадцатая
Прошли сутки, потом еще двое. Но вокруг дома, где они оказались в заточении, ничто не менялось. Через слегка отодвинутую занавеску окна они видели, что у коновязей стоят лошади, по улице ходят полупьяные казаки.
Несколько раз они стучались в дом, но Евгения Александровна как-то быстро и умело их выпроваживала. Благо было лето и они не очень рвались в тепло на постой.
Истомившийся, как и все остальные, Савельев на третий день их сидения в доме пододвинулся к Старцеву, доверительно сказал:
– Я, товарищ профессор, вот что думаю. Позвольте мне сходить в разведку? Я гляжу, уже по улицам и цивильные без страху ходят, авось и меня не тронут.
Старцев едва заметно скосил глаз на Гольдмана, но Бушкин перехватил этот взгляд.
– Мы вдвоем пойдем, товарищ профессор, – твердо сказал матрос. – Вдвоем оно веселее!
– Недоверие? – огорченно качнул головой Савельев. – А зря! У меня в Бердянске знакомых много. Выясню, что да как. Может, коней достану. Выждем момент и выскочим из этой мышеловки.
– Ладно, – согласился Старцев. – Попытайтесь!
– Спасибо! Вы во мне не сомневайтесь, товарищи!
Бушкин через окно видел, как Савельев прошел мимо коновязей, мимо занятых уходом за лошадьми казаков и скрылся за дальними домами.
– А может, зря мы это… выпустили его? – задумчиво спросил Бушкин. – А ну как наведет на нас беляков?
Все промолчали.
Гальванер ни минуты не сидел, он нервно ходил по комнате. Иногда выглядывал в окошко. И снова продолжал торопливо вышагивать.
– А может, плюнуть на эти ящики? И ночью рвануть отсюда! – сказал Бушкин.
– Если Савельев к ночи не вернется, так и сделаем, – ответил Гольдман.
– Ага! Значит, и вы ему не верите? Тогда зачем отпустили?
– Отпустил я! Чтоб проверить! И – насчет ящиков! – заговорил Старцев, и в его голосе, обычно мягком, проступили жесткие нотки. – Дело не только в Савельеве. Друг он или враг – не в этом дело. Вспомните, что сказал Морев. Слух о наших ценностях впереди нас бежит. Пока ящики с нами, никому не придет в голову наш поезд прощупать. Поэтому мы будем их тащить, пока сможем. Пока вновь не вернемся к своим.
…Савельев, однако, не подвел. Появился, когда стемнело, и стал подробно рассказывать, что видел, с кем разговаривал, с кем успел стакнуться.
И выяснилось, что он сделал намного больше, чем даже могли от него ожидать. И самое главное, – договорился насчет лошадей и телеги. Знакомый дрогаль будет ждать их после двенадцати в конце усадьбы, за садом.
Стараясь не шуметь, они оттащили в конец сада свое имущество. А тут подоспела и телега. Загрузились. Попрощались с Евгенией Александровной и ее приживалками, которые все эти дни почти не появлялись у них на глазах.
Евгения Александровна вышла в конец сада, чтобы проводить их. Оглядев поверх пенсне сгрудившихся возле телеги мужчин, она вздохнула:
– Господа… или как вас… товарищи! Вы похожи на банду мародеров, и я очень удивлюсь, если вы через ближайшие двадцать минут не окажетесь в контрразведке.
Она строго посмотрела на Гольдмана, верно определив в этом большеголовом человеке тайную пружину экспедиции:
– Как вы рассчитываете выбраться из города?
– Ночь. Казачки спят, – объяснил за всех Савельев. – Двигаться будем по глухим улицам…
– То есть на авось? Вдруг повезет? Но может и не повезти.
– Определенный риск имеется, – сказал Гольдман. – А что, у вас есть другое предложение?
– В прошлом году, при красных, я спасла нашего предводителя уездного дворянства. Большевики хотели его расстрелять. Я помогла ему бежать из города. Через все заставы вывезла его, и семью, и даже кое-что ценное из имущества.
– Но каким образом? – в один голос спросили Старцев и Гольдман.
– Довольно остроумным, – улыбнулась Евгения Александровна. – Попробую повториться. Во всяком случае, риска будет намного меньше.
И часа через два, перед самым рассветом, когда небо на востоке уже стало розовым, от особняка Евгении Александровны отъехала телега, накрытая черным покрывалом с кистями. Под покрывалом угадывалось нечто, напоминающее гроб.
За гробом шли три женщины в черном, горестные лица которых были прикрыты темными платками, мужчины несли с собой лопаты, веревки и прочий кладбищенский инвентарь.
Иван Платонович поддерживал под руку Евгению Александровну, оба поблескивали своими пенсне и были похожи на неутешную пару. Бушкину нашли костыли – его матросский вид бросался в глаза.