— А этот знаешь, про то, как вампирша пришла наниматься в цирк?

— Погоди-ка… Это где номер «женщина-змея»?

— Ну да, — закивал Артурчик. — «А что вы умеете делать?» — «В основном кусать!»

Опять посмеялись.

Бедный Артурчик. Он изо всех сил старался не молчать, отвлекать меня, да и себя тоже от безрадостных мыслей.

— А про трех цирковых слонов и пьяного дрессировщика рассказывал?

— Рассказывал, — вздохнула я.

Он сник. Молчание повисло, как камень на шее.

— Венди, — наконец тихо позвал он.

Ох, лучше молчать… Или травить анекдоты.

— Венди, давай убежим.

— Нет. Нет, Артурчик.

— Хватит называть меня Артурчик, — вскинулся он, — я не сопливый мальчишка.

— Пока мы не вызволим Отто…

— Да пошла ты со своим Отто!.. — Он осекся. — Пошли вы все… Отто… Царь и бог… Да кто он такой?! Он же никого не любит, никогда не любил, у него ни глаз, ни сердца…

— Неправда! Ты знаешь, что это неправда!

— Да? Я бы никогда не заставил свою девушку плясать голой для толпы! Никогда не выгнал бы тебя одну под дождь!

— Не заставляй меня вспоминать это!

— А вот заставлю! Ты и это ему прощаешь, да? Это, по-твоему, мужской поступок, а? Тебя чуть не убили из-за Отто, а ты, ты… — Он скрежетнул зубами. — Ты готова снова лезть под пули ради него! Неужели ты не понимаешь? Он же предал тебя однажды и еще предаст! Господи, Венди, открой глаза: ты для него не человек, а комбайн, ты собираешь для него урожай, и на твою жизнь ему на-пле-вать! Чтоб он сдох! Ненавижу!

— Хватит! Артур, хватит!

— Он никогда, никогда, никогда не полюбит тебя.

— Это неважно, — солгала я.

— Бежим, — взмолился он. — Клянусь, я смогу тебя защитить.

— Пожалуйста, не надо. Ты знаешь, что я не…

— В последний раз прошу тебя. Венди! — И он крепко схватил меня за плечи и заглянул в глаза. В его зрачках полыхали огонь и боль. И в моих, наверное, он видел то же. Лицо его смялось в гримасе отчаяния. Ничего детского не осталось в этом лице. Ничего от прежнего Артурчика, беззаботного искателя приключений, весельчака и ловеласа. Я глядела в глаза незнакомого мужчины.

— Я помню каждое твое слово, — зло, сквозь зубы выговорил Артур, — каждую улыбку. Все эти три сезона — поминутно. Я знаю, сколько раз ты плакала в туалете кемпера. Я знаю почему. Он тебя не заслуживает, Венди, видит бог. Ну же, Венди! Прошу тебя!

Я зажмурилась.

Все эти годы прошли в ожидании, что эти слова скажет мне Отто. Не революции и всеобщего братства я жаждала, нет — своего, маленького девичьего счастья. Больше ничего. Я почти не помню свою жизнь до встречи с Отто — будто она мне приснилась.

Почему не он?..

Почему не с ним?..

— Артур, — пролепетала я, и тут он отважился на совсем не сказочный поцелуй.

Прошла, наверное, секунда. Обморочная, забвенная, запредельная секунда острого счастья, горячего желания и страха перед неведомым будущим.

А потом — время стронулось с невозможной точки равновесия, и моя рука толкнула Артура в грудь, а губы выдохнули:

— Нет.

Расширились горящие зрачки, смуглое лицо отдалилось, струя холодного воздуха из форточки пролегла между нами, разделив наши запахи.

«Прощай», — сказал он беззвучно. Не глядя, протянул руку к окну, и рама хрустнула и разделилась надвое, впустив ветер.

— Не надо, — сказала я. Слова прозвучали жалко.

Он легко, как могут только левитаторы и киношные вампиры, вспрыгнул на подоконник.

— Ты… — помявшись, выдавил он. — Ты…

Махнул рукой и шагнул в холодную мглу.

Завтра предстоит ломать Чревовещателя.

Я в сотый раз перелистал его досье, пытаясь сложить головоломку и прикинуть, каких сюрпризов нам стоит от него ждать.

Отто Генрихович Бенард, тридцать шесть лет. Выглядит на все пятьдесят. Ясновидец, телекинетик и, как выяснилось при задержании, неплохой левитатор. В цирке выступает под собственным именем.

Отец умер, когда ему было десять лет. Мать — когда было двадцать три.

После школы поступил на психолого-педагогический факультет института. Характеристики противоречивые. Уровень интеллекта, без сомнения, выше среднего, широкий кругозор, общественная активность (победитель областных олимпиад по пяти предметам, постоянный участник творческих и интеллектуальных конкурсов). Однако все, кто с ним общался до момента потери зрения, обращали внимание на импульсивный, взрывной характер, истеричность, желание привлечь к себе внимание любой ценой. Близких друзей у него не было.