Мы остались у обочины ждать Кузнецова и его братию. Я знал, о чем думал Чжао: что заставляет меня доверять врагу, убившему Дэна. И в самом деле, Андрею ничего не мешало прислать сюда какой-нибудь очень особый отряд, повязать нас, а потом самому разобраться с бандитами. Но я знал: он этого не сделает. И от этой мысли было одновременно и спокойно и тревожно, как будто я посмертно (и потому — безнаказанно) предавал Дэна.

Не знаю, с чего я решил, что он возьмет на дело только Марата. Но я оказался прав.

У меня почти не было свободного времени, чтобы обдумать, представить как-то нашу встречу. Предсказать, что произойдет, когда я посмотрю ему в глаза после того, как смотрел в мертвые глаза Дэна.

Ничего не случилось. Только сердце забухало молотом, когда я разглядел лицо Андрея за стеклом подъехавшей старой «Волги».

И потом, когда я, сев позади водительского места, неизбежно уперся взглядом в его затылок, забухало снова.

Когда все было сказано и разъяснено, оставалось только ждать, поглядывая на часы. Оставалось еще несколько свободных минут. Я тратил их не на разглядывание Владового плана — на попытки вновь заставить работать свою маленькую помощницу мозговую ложноножку, крохотный трансвременной щуп, который мог бы дать мне чуть-чуть, хоть самую малую кроху уверенности в приемлемом исходе. При котором я, Чжао и Венди остались бы живы.

И я заставил ее очнуться от оцепенения и проявить себя.

Время, чувствительно сопротивляясь, разложилось на секунды-мгновения и позволило совершить над собой насилие. Первая же притянутая из будущего картинка, отдаленная от настоящего минут на двадцать, ввергла меня в изумление: плечом к плечу со мной идет Артурчик. И это не тот Артурчик, который сегодня на моих глазах обращался в сияющий сгусток голубого свечения, а Артурчик прошлогодний: с пухловатыми по-детски щеками и д'артаньянской прической. Присматриваюсь и вижу, что это вовсе и не он — на знакомом лице чужие, с огромными черными радужками глаза, и губы шепчут чужим голосом: «Меня зовут Николай. Запомни: брат Николай. Я помогу». Этот шепот пробивается ко мне сквозь выстрелы и собачий вой…

Я вздрогнул и на миг отпустил контроль. Секунды заскользили со сверкающего щупальца, легко снимаясь с него, как петли со спицы. Но я смог изловчиться и натянуть его, будто собачий поводок. Эпизод, который удалось зацепить, был почти в настоящем. Такие мне даются легче всего, это я уже усвоил.

Мы в машине. Я по-прежнему позади Андрея. Вид его затылка вызывает прямо-таки явственный зуд в правой ладони. Рефлекторная дуга (затылок-ладонь-пистолет-выстрел) уже сложилась, нервные импульсы бегут и бегут по одной дорожке, заставляя мышцы руки подрагивать. Андрею не до моих рефлексов. Он говорит с тем, кто сидит на заднем сиденье рядом с Чжао, у самой дверцы. Это брат Николай, парень с нефтяными глазами космической нечисти. «Как вы себя называете? — слышу я голос Андрея. — Ты и твои «братья»? — «Церковь Нового Преображения», — отвечает брат Николай. «Твою мать», — отзывается Кузнецов. И я понимаю, что брату Николаю известно все…

Мы не одни. Мы давно уже не одни.

Бестолковые Робинзоны на острове посреди мегаполиса!..

Добываем огонь трением, шьем трусы из шкурок сусликов, а туристы тем временем разглядывают нас в подзорную трубу, тычут пальцами и делают ставки: получится у Пятницы сбежать от людоедов или нет? Или все-таки вмешаться?..

Господи, ну не смешно ли?..

Петли-секунды посыпались со сверкающей спицы все быстрее и быстрее, отматывая время назад, и я очнулся от звука собственного хохота. Машина стоит. В темноте воют собаки.

— Артем, что это было? — хмурится Андрей.

— Ничего, — отвечаю я вместо того, чтобы послать его куда подальше. — Веди давай. Езжай медленно и смотри по обочинам — не пропустить бы.

— Кого? — вопрошает он настороженно.

— Человечка нужного.

…Его затылок меня прямо-таки гипнотизировал.

Это стало раздражать.

В голове возникло чудовищно неуместное сравнение: это как глядеть в декольте соблазнительной красотки с расстояния в полметра. Как ни старайся думать о чем-нибудь другом, все равно эта картинка заслонит собой всякий здравый смысл.

Я сжал пальцы на рукояти, и мне на пару секунд полегчало. Но чтобы полегчало совсем, надо было приставить этот чертов ствол к этому чертову затылку и… полюбоваться.

Ничего больше. Потому что пистолет был не заряжен. Уж не знаю почему. Владу, конечно, это стало известно еще прежде, чем он взял его в руки, но он промолчал — наверное, потому что был уверен, что я и сам замечу. Я заметил позже, уже когда ждал Кузнецова на дороге.

Детский сад, подумал я. Но тут взгляд мой скользнул мимо головы Андрея — вперед, туда, где в поле электрического луча выступила из мрака фигура брата Николая.

Я разжал пальцы, выпустив Владов трофей, и указал Андрею на дорогу:

— Вон, тормози!..

— …Какого черта, Горинец, — вырвалось у меня. — Откуда у тебя оружие?

— Одолжил, — с детским вызовом ответил он.

— На кой?

Меня разобрала досада. До сих пор они сопротивлялись… (нет, тут уместно сказать «сражались», как ни пафос- но это прозвучит) поистине артистично и не без благородства, совершенно не прибегая к помощи технологии; и даже я поймал себя на мысли, что начинаю отдавать предпочтение их методам, а тут… банальный пистолет… и, что хуже всего, у меня за спиной.