Шрифт:
– А давай я тебе погадаю, а?
Гильза равнодушно пожал плечами. Зина же принялась умело метать карты:
– Так, так… Ну, червовый валет – это ты… Трефовый король – это он… Хм…
Она испуганно поглядела на курьера и быстро перемешала карты.
– Лучше не буду тебе гадать, все равно карты врут, – скороговоркой пробормотала она. – Знаешь, что…
Секретарша подошла к поникшему Гильзе и облокотилась на стойку рядом.
– Я, конечно, тебе не советчица. Но если бы, скажем, со мной такая беда приключилась, я бы что угодно делала, только не сидела и не ждала, что там за тебя решат.
Юноша непонимающе посмотрел на Зину. Та пояснила:
– Ты чего вообще боишься? Что тебя за твои поступки накажут? Это, конечно, возможно… – голос ее стал зловещим. – Инквизитор этот, говорят, злой, подозрительный и глазливый. Одним взглядом порчу наводит. Вон, на главбуха нашу зыркнул – так у той разом ячмень на глазу вскочил. А как к айтишникам заглянул – так сразу сеть полетела, до сих пор восстановить не могут…
Она помолчала, а потом добавила:
– Так что ты правильно боишься. Но если сам исправишь ситуацию – за что же тебя наказывать?
– Как же я ее исправлю? – недоуменно произнес Гильза.
– Ну, не знаю, – сказала Зина. – Я же говорю: я тут тебе не советчица. Сделай что-нибудь такое, за что он тебя сразу и простит…
Сегодня он снова решил не идти в офис.
Во-первых, потому что боялся предстоящего разговора с инквизитором. А во-вторых, у него созрел план, как реабилитироваться перед начальством, и уже второй день он занимался его реализацией.
Он встал поздно – решил хорошенько выспаться перед важным делом. Поднялся с дивана, потянулся, машинально сделал какое-то подобие зарядки: руки и ноги, в отличие от головы, хранили память о тех временах, когда тело было куда более послушным и подвижным. Поставил чайник и отправился в ванную. Долго разглядывал в зеркале загадочную татуировку на плече. Офисные шутники были в чем-то правы: в ней действительно угадывались и парашют, и надпись «ВДВ», и даже череп. Только вот череп совсем не был похож на Хороса. Скорее уж на мрачного отца Пемброука…
Чайник на плите засвистел (Гильза терпеть не мог электрические). Смешав пару ложек кофе с пятью кусочками сахара и слепив бутерброд, подошел к окну. Гильза снимал квартиру в двенадцатиэтажном доме, неподалеку от телецентра. Во-первых, до работы рукой подать, во-вторых, из окна видна Останкинская башня.
Он мог часами стоять вот так, у окна, и смотреть на ее стремительный силуэт. Кто его знает, в чем тут было дело. Наверное, она, как и ракета, напоминала ему о чем-то. Он любил ее разную: когда она сверкала, подсвеченная утренним солнцем, и когда тожественно лучилась на закате, в пасмурный день, когда тонкий силуэт был подернут туманной дымкой и когда ее верхушку скрывали облака – это будило фантазию, напоминало об иных мирах, в которых он до сих пор так и не побывал… Но особенно она нравилась ему ночью – в свете прожекторов, величественная и торжественная…
Толстый надкушенный кружочек «докторской» предательски выполз из-под сыра и шлепнулся на пол. Гильза постоял над колбасой, размышляя о предстоящем «подвиге» и дожевывая остатки бутерброда. На новый уже не было времени.
Быстро оделся и выскочил на улицу. На остановке влез в маршрутку, которая шла прямиком на проспект Мира.
План был прост: добраться до детективного агентства и засесть в засаду. Оставалась слабая надежда, что тот тощий незнакомец в плаще, что принес злосчастную посылку, объявится вновь. А вдруг он до сих пор не разобрался, что произошло? Тем более не зря же он передает таинственный груз через посредников! В прошлый раз посылку доставили около пяти вечера. И если посылки доставляются регулярно – может быть, он появится снова примерно в это же время.
На этом, собственно, план и заканчивался. Гильза понятия не имел, что делать дальше. Впрочем, его голове было тяжеловато забираться так далеко вперед. Да он и не был уверен, что узнает того, первого незнакомца.
Юноша вошел в знакомый уже дворик, внимательно окинул его любопытными глазами – где бы примоститься поудобнее и понезаметнее. И не придумал ничего лучше, чем усесться на узкие детские качели. Достал из сумки дневник и ручку. Он пытался восстановить в памяти облик незнакомца. Рука послушно выводила силуэт, но лицо по-прежнему оставалось белым пятном – словно его стерли из памяти.
Гильза поежился. Так не хотелось думать о возможно предстоящем стирании памяти. Пока сам не пройдешь через подобное, никогда не поймешь. Но он-то уже пережил это! Хотя, может, и права Зина: когда делают мастера да еще специальным устройством – совсем не больно, ничего не понятно.
Это вам не пуля в голове.
Качели тоскливо поскрипывали и действовали как снотворное. Гильза начал клевать носом и сам не заметил, как задремал.
… Очнулся мгновенно, едва успев схватиться за поручень качелей. Просто удивительно, как не хлопнулся на землю. Гильза моргал, медленно приходя в себя.
Юноша не сразу понял, что это – «тот самый». Просто взгляд вцепился в человека в отдалении, хотя тот вовсе не спешил подходить к двери детективного агентства. Он стоял посреди дорожки и пристально смотрел куда-то в сторону, в промежуток между нижними окнами. Гильза специально проследил его взгляд – ничего особенного там не было, лишь изрисованная нелепым граффити штукатурка.
И тут же курьер заметил в руках незнакомца черный пакет.
Гильзу словно ошпарило.
Теперь он узнал его! Тот же нелепый плащ! А лицо – действительно – не слишком запоминающееся. Но теперь он точно его не забудет!