Чем дальше в лес, тем больше дров! Почему мне приходится объяснять этим взрослым и вполне вменяемым людям, что Деда Мороза не существует?

— Нет, Гаврила, я не знаю, где искать наших людей.

— А могли бы узнать? — спросил Северский и зачем-то мне подмигнул.

Я насторожился:

— Как вы себе это представляете?

— Вы провели единожды такую беседу. Значит, сможете сделать это и во второй раз, любезный доктор, — резонно заметил артиллерист.

В один момент в памяти ожил подземный зал, переполненный вонью «шубы», словно выгребная яма отхожего места в летний день. Вспомнилось, как я сидел на полу, у ног (или что там у них вместо ног?) чужепланетной твари, лишенный воли, раздавленный и ничтожный. Вспомнился паразит, прицепленный к моей голове… И тут я уже вспылил:

— Нет, господа! Давайте без экивоков! Я ни за что не пойду на это во второй раз, даже не намекайте! Если кто желает попробовать — милости прошу! Но в это время меня и рядом не будет!

Мне дали успокоиться. А Гаврила, бормоча что-то исключительно миролюбивое, подлил в мой стакан кипятку.

— И все же, — сказал Купелин, — было бы недурственно провести переговоры с «хозяевами».

— Я не считаю возможным… — чуть слышно бросил я, смутно догадываясь, что на сегодняшнем совете быть мне в меньшинстве.

— Погодите, Паша! — Купелин защелкал пальцами. — По сути, люди не представляют для «хозяев» существенной ценности. Вы сами, доктор, не единожды заявляли об этом. В сравнении с некоторыми иными чужепланетными видами мы слабы. Действительно, мы слабы, не так производительны, постоянно хотим пить, есть и еще мерзнем, стоит только ветерку окрепнуть.

— Да-да, — поддакнул Гаврила, — помнится, по соседству с нашим старым лагерем жили живые землечерпательные машины. Работали днем и ночью, без сна и отдыха.

— Если снять всех людей с работ, «хозяева» потеряют не так уж и много… в общем масштабе, — продолжал рассуждать Купелин. — Я считаю, что переговоры провести необходимо. Это не такая уж бессмысленная затея, как кажется уважаемому Павлу Тимофеевичу. Но переговоры есть переговоры. Не имея воли и сильной позиции, их лучше не начинать. Тем более с «хозяевами», будь они прокляты.

Совершенно неожиданно для меня сей, с позволения сказать, бред о переговорах с «хозяевами» поддержал Северский. Никогда бы не подумал, что в норове этого человека присутствует симпатия к парламентаризму.

— Отменно, Владислав. Сам бы никогда не додумался… Переговоры с «хозяевами»! Нам нужно что-то пообещать «хозяевам» взамен… — размечтался он. — Взамен тех людей, которых они отпустят с миром, за гарантии нашей общей безопасности.

— Господи, ерунда-то какая! — простонал я.

— Или не пообещать, — подхватил Купелин, не обратив на мои «охи» и «ахи» внимания, — а чем-то на них надавить. Переговоры, мне кажется, необходимо вести с позиции силы. Чем-то их припугнуть…

— Чем? — Я пожал плечами. — Тем, что обязательно все расскажем «конкурентам», если только доживем до их, прости Господи, пришествия? Или испугаем грохотом пушек «Кречета»?

— А как насчет машин, которые работают на пересечении Стикса и канала? — спросил Гаврила. — Насколько они могут быть ценными?

— Они могут быть ого-го, какими ценными! — заулыбался Северский. — Настолько ценными, что мясникам придется прислать парламентера в овечье стадо.

— Так они и охраняются соответствующим образом, — высказался я. — А если нагрянуть в лагерь французов, — глаза Гаврилы сверкнули, — вооружить их как следует и тут же всем скопом напасть на эти машины? Мы разделаемся с охраной и займем круговую оборону. Здесь же либо захватим «шубу» живьем, либо дадим знать, что требуем переговоров.

— Если бы да кабы! — передразнил я боцмана. — А вы знаете, что хозяева не говорят по-русски или на каком другом языке. Вообще не говорят! Им чужда привычная нам вербальная форма общения! Они абсолютно другие! Целиком и полностью! И физически, и духовно! Как вы собираетесь вести с ними переговоры? Языком жестов? Или запахов? Учитывая, что некоторые из нас под взглядом «шубы» до сих пор пачкают портки, общий язык вы все-таки найти сможете…

— Покориться… — вдруг буркнул, прервав мои словоизлияния, Северский.

— Чего? — не поняли мы.

— Покориться! — воскликнул он каркающим голосом, и тут до меня дошло, что артиллерист пытается имитировать речь боевого механизма «хозяев». Мы ответили на его попытку сардоническими улыбками и вялыми, как подаваемая к пиву вобла, смешками.

— Кажется, некоторые слова русского языка им очень даже известны, — сказал он, любуясь произведенным эффектом.

Я хлопнул себя ладонью по лбу.

— А! Делайте, что хотите! — объявил всем, опуская руки. — До сих пор нам везло, Бог даст, повезет и на этот раз.