— Цилиндры по левому крамболу!

«Бом-бом-бом-бом!» — зазвенела медь судового колокола. Часто-часто, точно нитевидный пульс тяжелобольного, точно средневековый набат.

Северский не дал мне закончить перевязку. Накинул на раненое плечо китель и, не говоря ни слова, выбежал из операционного пункта вон. Я поднял оброненную офицером папиросу и затушил ее об стенку судочка с отработанными бинтами. Спешить наверх, к остальным, как-то душа не рвалась. Меня одолевал вполне понятный сплин, и если бы не отчетливое понимание, что на борту всего двенадцать боеспособных штыков, клянусь Богом, улегся бы на операционный стол и так проспал бы до ужина.

На палубе я столкнулся нос к носу с баталером Мошонкиным. Корабельный завхоз сейчас же снабдил меня винтовкой и биноклем, а затем рванул на спардек к пулемету. Вообще-то мне было куда удобнее управляться со своим охотничьим ружьишком — трофеем с «Дельфина», но я не мог не признать, что у изделия Мосина коэффициент полезного действия не в пример выше.

На центральном мостике застыл, прильнув к окулярам бинокля, Северский. Его китель висел на одном плече.

— Георгий! — окликнул я артиллериста. — Где?

Северский протянул руку с биноклем вперед, вычленяя отрезок из прямой горизонта. Мне почудилось, что лицо его было несколько растерянным и… разочарованным, что ли?

Я поспешил припасть к окулярам.

Действительно, в миле от «Кречета» параллельно горизонту бежали легконогие, словно озерные водомерки, боевые механизмы «хозяев». Причем они явно не намеревались приближаться к броненосцу. Просто перебегали из одной точки на карте Марса в другую, рассчитав железными извилинами кратчайший путь.

Над моей головой заворочался обгорелый ствол скорострельной пушки Гочкиса.

— Ваше благородие! — окликнули Северского матросы, назначенные комендорами. — Готовы открыть огонь, как только прикажете!

Северский раздраженно тряхнул головой:

— Да погодите вы! Мимо они бегут, не видно, что ли?

Да, Георгий, правильно. Зачем лезть на рожон? Бегут многоногие жестянки по своим делам — и пусть себе бегут… Вот только, ветерок, предвещающий генеральное сражение, дул мне в лицо особенно бодро.

— Держите гадов на прицеле! — прокричал Северский. — Огонь не открывать, пока не повернут на нас!

Сколько же там было цилиндров?

Я вновь поднес к глазам бинокль.

Девять… Прилично!

— Цилиндры по правой ракушке!

Комендоры «гочкиса» разразились бранью. Я же сломя голову бросился к правому борту.

По западному берегу Стикса, опять же, в миле от корабля, двигала вторая вереница цилиндров. И было в ней не меньше двух десятков механизмов. Нешуточная сила, скажу вам! Казалось, что эти цилиндры спешат навстречу сотоварищам, бегущим по восточному берегу мертвой реки.

Зачем?

В тот момент у меня возникло одно предположение. Я посчитал, что цилиндры собираются взять «Кречет» в кольцо, а затем привести в действие пресловутый «резонансный переход» и отправить броненосец за тридевять земель или еще куда подальше.

Над руслом Стикса взвилась красная сигнальная ракета. Врезалась в обвислое брюхо ползущей с севера тучи и утонула в ее розово-сером чреве. Не успел я толком уразуметь, что могло это означать, как на спардеке заголосили:

— Это штурман! Ребяты! Штурман помощи просит!

Вот оно что! Всем сразу пришло в голову, что цилиндры спешат наперерез отряду Купелина. Неужели жестянки наивно полагают, что смогут расправиться с людьми у нас под носом?

Весть о том, что партизаны возвращаются, мигом облетела «Кречет».

— Купелин! Купелин!!! — заорал каждый, кто только мог.

— Ура! — захрипел, придерживая заштопанное на скорую руку брюхо, рыжеусый матрос Тульский.

— Ура!!! — подхватили на спардеке.

И крик моментально заглушило злое тявканье «гочкиса». Не знаю, приказал ли Северский открыть огонь или матросы проявили своеволие. Но через миг со спардека уже палили оба пулемета, разя направо и налево.

По пустоши заплясали рыжие фонтаны. В бинокль я увидел, что цилиндры отреагировали мгновенно: не меняя ритма движения, они дружно отхлынули в глубь равнины. Было непохоже, что беспорядочный огонь, обрушившийся с броненосца, причинил им хоть какой-нибудь вред.

Я кинулся к трапу, ведущему на спардек, к пулеметным расчетам. Оттуда можно было беспрепятственно наблюдать за происходящим по обе стороны от русла Стикса. На какое-то время стрельба прекратилась. Стало слышно, как Северский надтреснутым голосом поносит на чем свет стоит комендоров.