Нам никто не мешал. Даже из сада через открытые окна не доносилось ни звука. Брынза был конкретен, повествовал только о зле, которое он причинил другим. И пусть понятие «зла» в его преломлении значительно отличалось от общепринятого, но ни разу он не пустился в оправдание себя. Дед перебирал дни воли и года зоны, вспоминал давно ушедших и еще живых. Речь его, прилично разбавленная воровским жаргоном, была четкой, последовательной и придерживалась какой-то неуловимой для меня логики, где каждое действие имеет причину, а каждый поступок — конкретное завершение.

Мне даже не нужно было задавать наводящих вопросов. Лишь в конце, когда у деда проскочило слово «страсть», я спросил:

— А у вас есть или была страсть к чему-то?

— Есть такой грех, отец. Краги мне все время хотелось иметь, дорогие и шикарные.

— Что иметь? — не понял я.

— Краги — туфли стильные. Вот, теперь ношу, когда ноги почти не ходят, — пошевелил роскошными башмаками дед.

И еще один вопрос я задал: о том, почему он верит в Бога.

— Только фраера веры не имеют, да малолетки нынешние, вроде тех, что вас везли, — отмахнулся Брынза. — Серьезный человек без веры жить не может. Хоть и своя она у каждого, но справедливости всем хочется.

Мне нечего было отвечать. Я просто прочитал разрешительную молитву и засобирался уходить…

— Ты подожди, отец. Я тут книжку вашу читал, — и старик указал на томик Слободского, лежащий на тумбочке под иконой с лампадкой, — так там написано, что еще и причащаться надо. Дома можно?

— Вам — можно. И нужно.

Я рассказал Брынзе, как приготовиться к Таинству, и опять уж было решил раскланяться.

Старик снова остановил.

— Погодь-ка. Читал я, что у вас там копье на службе надобно, тут вот кореша с «девятки» подсуетились и сделали для церкви. Возьми.

Старик неожиданно достал откуда-то сбоку копие, удивительное по красоте и мастерству исполнения, но немного не такое, каким мы его обычно привыкли видеть… С тем и распрощались. Через день причастил я Брынзу-Владимира, а еще через недельку он отошел ко Господу.

Копие на жертвеннике у нас теперь зоновское. И я им пользуюсь, хотя некоторых коллег смущает его внешний вид…

Копие вот здесь... посмотрите:

— Да что же мне делать, Господи, с одного корабля на другой, уже сколько времени дома не был! Невеста заждалась, свадьбу давно назначили, а он все по морям, — сетовала женщина.

— Закажите сорокоуст, — отвечаю. — Помолимся изо дня в день, глядишь, Господь и управит…

Ко дню окончания сорокоуста моряк вернулся. Отпустили. Еще через неделю он обвенчался в нашем храме со своей невестой.

Несколько раз заходила женщина в храм. Постоит, помолчит, свечку зажжет и уходит. Потом все же решилась — подошла спросить, как ей быть. На работу ей надобно устроиться, а профессия инженерная, сугубо мужская. Не берут.

Молебен заказала, потом еще один. Помолились соборно. Через некоторое время радостно сообщает, что предложили хорошее место и как раз по специальности. Вскоре прибежала вновь:

— Батюшка, надо молебен о помощи в учении отслужить, экзамены квалификационные на подтверждение диплома заставляют сдавать, так я сразу сюда…

Отслужили.

Сдала.

Пожилой, сухонький, сильно кашляющий старичок зашел в храм, когда священника в нем не было, и спросил у дежурной:

— Как бы мне святого отца увидеть?

— Священника?

— Да.

— Его сейчас нет, а что вы хотели?

— Хочу, чтобы он меня перекрестил.

— А вы что, не крещеный?

Рассказал дедушка, что крещеный он, но вот к Богу раньше не обращался: всю жизнь на государственной службе, причем такой, где о Господе даже думать не принято было. Сейчас же болезнь одолела, врачи головами качают, сам он чувствует, что смерть не за горами, да и жену недавно похоронил.

— Мне надобно, чтобы он меня просто перекрестил, рукою. Ну, раз его нет, то ты хоть меня перекрести, дочка.

Перекрестила. Поблагодарил старик и «какую-нибудь» молитву попросил:

— А то скоро помирать, а я ни одной молитвы не знаю.

Были в храме буклеты о Серафиме Саровском, с молитвой, иконой и календариком. Один из них и взял старичок, а, уходя, попросил:

— Ты меня, дочка, когда уходить буду, в спину перекрести, все же легче будет.

Не секрет, что наш храм-часовня построен горняцкими силами. Всё с шахтерской лопаты: и красота, и благолепие. Но по протоптанной дорожке за помощью раз за разом неловко бегать. Той же горняцкой лопатой весь город стоит, надобно и честь знать, хотя бы на некоторое время.

Колокола, облачения, утварь, иконы — работа ручная. Больших денег стоит.

Спрашиваю у духовника, как быть?

— Заказывай, делай, бери.

— Так, а деньги откуда?