— Она у вас сорвалась или просто отцепилась? — принялся постовой допрашивать хозяйку.

— Да отцепилась она! Вот… — показала поводок.

— Вы не бегайте за нею, она скорее подойдет, — сказал я, вступая в разговор. Тем временем собака с мостовой перебежала в сквер и принялась весело бегать, резвиться там, потом легла за акациями у решетки.

И вдруг с той стороны через решетку лезет женщина, полная, средних лет, нарядно одетая. Она опередила меня. Неожиданно ловко перекинула себя через решетку, которая была почти по грудь, поставила сумочку к решетке и решительно подошла к собаке, словно век ее знала. «Фу!» — стиснула парфорс и вывела к хозяйке.

— Она у вас не набегалась. Надо давать поразмяться, а то всегда будет убегать. Каждый раз так будете маяться…

Она почти из слова в слово повторила то, что напоминал любителям Сергей Александрович. Как говорится, учить легко: а что было у самой на ринге?

Это была Лурина.

Так мы познакомились. Потом она побывала у меня — хотела «лично представиться» Джери.

Светлый глаз с круглым черным зрачком в сочетании с выглядывавшим ярко-красным уголком третьего века придавали Джери выражение крайней свирепости и пугали многих, но Лурина разбиралась в собаках так же, как, видно, разбирался и пес в людях.

— Ах ты, дорогуша! — принялась она трепать пса, а Джери с готовностью отвечал ей на ласку. — Хорош, хорош! Ну, дай лапу! Лапу даешь?

В военные годы сильно обновился состав членов клуба. Пришло много молодежи, женщин. Некоторые (мужья их находились на фронте), невзирая на обремененность детьми и домашними заботами, еще успевали активно сотрудничать в клубе — ходили по квартирам и обрезали прибылые пальцы у новорожденных щенков, помогали в распределении пайков собакам.

Лурина умела ладить со всеми, хотя это было непросто: люди разные, а кроме того, многих глодала печаль, забота. Во всякое, казалось бы, даже самое незначительное дело, пустяк она вносила какой-то свой, особый задор, все получалось у нее весело, доброжелательно, касалось ли это людей или животных. Она не гнушалась никакой работой, могла, если прикажут, побежать куда угодно в ночь-полночь. А сколько этих прибылых пальцев отрезала сама Нина Борисовна, не поддается учету.

Особую заботу ее составляли подростки, дети, и особенно те, отцы которых находились на фронте.

Помню один день в клубе — люди, собаки, «собачьи» разговоры… Была выводка молодняка. День холодный, собак заводили в помещение, и там начальник, Алексей Иванович, испытующе осматривал каждую, подробно объяснял, как надо кормить, содержать, чтоб был хороший пес. Нина Борисовна сидела тут же, писала. Среди взрослых давно вертелся парнишка лет двенадцати-тринадцати.

Накануне в клубе случилось «ЧП»: принесли щенков, щенки «безродные» — без родословной, мать переехало машиной, ночью одному крысы отъели кончик хвоста.

— Дать разве ему бесхвостого? — откладывая ручку, проговорила Нина Борисовна. Парнишка давно просил щенка. — Тетя тебе разрешила взять? — обратилась она к нему, пояснив окружающим: — Живет у тетки. Матери нет, отец на фронте…

Паренек сразу оживился:

— Разрешила, разрешила…

— Точно? Не врешь? Потом не придется назад нести?

— Точно! Разрешила! Сказала: бери… ладно уж… Дадите?

И радость на круглой мальчишеской физиономии тут же сменилась озабоченностью: мучительный вопрос, возьмут деньги или не возьмут? Слышал: за щенка полагается платить. И верно:

— А деньги у тебя есть? — последовал новый вопрос.

— Мне тетя разрешила, разрешила… — И осекся. Все ясно: разрешила, но денег на приобретение не дала.

— Я тебя должна проинструктировать, — строго произнесла Нина Борисовна — на лице парня опять тревога — и рассказала ему, как следует обращаться со щенком. А в конце: — Даром щенка отдавать не полагается…

Он замер.

Она чуть помедлила и добавила:

— Заплатишь три копейки и забирай… Три копейки есть?

— Три копейки? Ой! — И принялся лихорадочно шарить по карманам. А вдруг нет и трех копеек? Нашлись! Выложив монету на стол, схватил пса — и обоих как ветром сдуло. Присутствующие проводили их улыбкой.

— Полагается платить, примета есть такая, — пояснила Нина Борисовна после их ухода. — Раз куплено, значит, дорого, значит, будет жить долго, все будет хорошо…

— Будьте уверены, он всю жизнь станет вспоминать эти три копейки, — сказал Алексей Иванович, и на аскетическом лице его тоже промелькнуло подобие улыбки. — Может, для него сейчас в этом щенке вся жизнь…