— Всё кончено! — воскликнула Тата и заплакала.

Мальчики смотрели на Тату и Катю, и слёзы невольно потекли по их щекам.

— Здравствуйте, садитесь! — услышали они вдруг незнакомый скрипучий голос. — Не озоруй!

Ребята испуганно вздрогнули и перестали плакать. Они взглянули друг на друга, посмотрели по сторонам. Но никого не увидели.

— Мне послышался чей-то голос, — прошептала Катя.

— Садись, пять! — опять проговорил кто-то.

Ребята снова переглянулись.

— Я ясно слышала, — сказала Катя.

— И я тоже.

— И я.

Но вокруг не было ни одного живого существа. Лишь на нижней ветке сосны сидела чёрная птица и круглыми глазками смотрела на ребят. Не она же, в самом деле, разговаривала! Вдруг птица открыла длинный клюв, так что стал виден дрожащий язычок, и прохрипела:

— Александрова, не подсказывай!

Последние дни говорящий скворец оказался на острове в полном одиночестве.

Он всё время тихо сидел высоко на дереве и следил за котами. Лишь только одноглазый или бесхвостый замечали его и лезли на дерево, скворец перелетал на другое.

Теперь, когда коты уносились на плоте все дальше и дальше и не могли причинить скворцу вреда, он опять дал волю своему языку и говорил, не переставая:

— Садись, пять! Чтобы мать пришла! Разрешите выйти! Александрова, не подсказывай!

Кроме того, наблюдая за ребятами и прислушиваясь к их разговор, скворец научился и таким словам: «Мне кажется. В одной книжке написано. Чепуха. Славик, опять споришь! Придумай, пожалуйста».

Ребята с недоумением смотрел на него. А говорящий скворец совершенно осмелел, слетел с ветки и сел на плечо Таты.

— Это наш говорящий скворец, — сказал Котя.

— Чей это — наш? — спросил Славик. — У нас нет никакого говорящего скворца.

— Не здесь у нас, а там.

— Где там?

— В школе, в живом уголке. Он мешал учиться, и его отдали.

— Просто наказание какое-то, — воскликнула Тата. — Ведь ты, Котя, давно уже не ленивый! Говори понятно!

Котя обиделся:

— Я понятно.

— Значит, не понятно. Чем он мешал учиться? Кому его отдали?

— Он разговаривал на уроках, и его отдали школьному сторожу.

— Не озоруй, — проскрипел скворец, поглядывая на ребят умными глазами.

— Так сторож говорит, — объяснил Котя.

— Я знаю, знаю! — закричала вдруг Катя, дергая Вову за рукав. — Я знаю, что можно сделать и спастись!

— Что? — спросил Вова.

— Помнишь ты говорил про почтовых голубей?

— Говорил.

— К голубям привязывают письма, и они их относят.

— Правильно, относят.

— Ох! — вздохнула Катя и от нетерпения подпрыгнула. — Неужели так трудно догадаться! Давайте привяжем письмо к этому скворцу, и пусть он полетит в город.

— Действительно, — сказал Славик. — Давайте попробуем.

— Подождите, — озабоченно сказала Тата. — На чём мы письмо напишем?

— Как — на чём? На бумаге!

— Где же мы её, по-твоему, возьмём? У нас нет бумаги.

Славик растерялся:

— Действительно… Нет…

Но тут Вова решительно расстегнул ранец и вытащил книжку. Он открыл её и перелистал от начала до конца, пока не дошёл до самой последней, чистой, страницы.

— Конечно, жалко, — вздохнул Вова. — Очень жалко, но ничего не поделаешь…

Ни карандаша, ни ручки у ребят также не оказалось. Но Тата быстро сбегала к костру и принесла несколько мокрых угольков.

— Пиши! — сказала она.

Вова прислонил бумагу к Котиному плечу и стал писать. Мокрый уголёк всё время крошился, но всё же в конце концов надпись получилась: «Мы на необитаемом острове. Спасите!»

— Теперь пусть каждый распишется.

Ребята по очереди подходили и писали своё имя. Когда очередь дошла до Коти, он положил записку на Вовину спину и накалякал: «Ко»… потом подумал и прибавил: «тя».

Вова аккуратно сложил бумажку, заклеил её смолой. Катя проткнула её иголкой с ниткой, иголку убрала, а бумажку крепко привязала ниткой к ноге говорящего скворца. Всё это скворец перенёс совершенно спокойно и не вырывался.

— Ну, скворец, лети, — сказала Катя.

Скворец не сдвинулся с места. Он как сидел на плече у Таты, так и остался сидеть.

— Лети и спаси нас! — повторила Катя.

Но скворец лишь вертел головой и посматривал на ребят круглыми чёрными глазками.

— Он нас не понимает, — сказал Славик.