Прежде ей всегда казалось забавным, что у Майкла репутация сердцееда. Возможно, потому, что она была далека от всей этой светской суеты. Это была лишь маленькая семейная шутка, для них троих — для нее, Джона и Майкла. Майкл никогда не относился серьезно к своим женщинам, ну и она тоже считала это пустяками.

А теперь она не могла смотреть на это сверху вниз, с высоты своего положения счастливой и благополучной замужней женщины. И Майкл теперь был уже не прежний Веселый Повеса, беспутный шалопай, чье положение в обществе зиждилось на остроумии и обаянии.

Теперь он был графом, а она вдовой, и внезапно она почувствовала себя очень маленькой и беспомощной.

Разумеется, его вины в том вовсе не было. Она прекрасно это понимала, как и то, что… одним словом, когда-нибудь он станет какой-то женщине кошмарным мужем. Но почему-то она никак не могла подавить вскипавший в душе гнев — не на него, а на всех этих окруживших его хихикающих особ.

— Франческа? — окликнула ее Софи. — Хочешь, кто-нибудь из нас пойдет с тобой?

— Что? Ах, нет, не надо. — Франческа чопорно выпрямилась, смущенная, что ее застали за тем, что она витает в облаках, и заявила твердо: — Я вполне способна заняться Майклом сама. — Она сделала два шага по направлению к нему, затем обернулась к Кейт, Софи и Элоизе и добавила: — После того, как займусь собой.

И с этими словами повернула к дамской комнате. Если уж ей предстоит улыбаться и вести вежливые беседы в кругу этих жеманниц, осаждавших Майкла, то лучше делать это, не переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.

Но, удаляясь в направлении дамской комнаты, она расслышала, как Элоиза негромко проговорила:

— Трусиха.

Франческе потребовалось все ее самообладание для того, чтобы не обернуться и не отпустить в ответ какую-нибудь колкость.

Самообладание, ну и еще мысль о том, что Элоиза, увы, права.

Как же унизительно было сознавать, что она способна струсить! Да еще перед кем — перед Майклом!

Майкл углядел Франческу в толпе, едва лишь вошел в бальный зал. Она стояла в дальнем конце зала со своей сестрой и невестками. На ней было синее платье, и волосы были уложены по-новому.

И уход ее он также заметил сразу же, как и то, что вышла она в двери северо-западной стороны, то есть, надо думать, направилась в дамскую комнату, которая, как ему было отлично известно, располагалась в конце коридора.

«Хуже всего, — подумал Майкл, — что точно так же я замечу и ее возвращение». Со стороны казалось, что он занят оживленной беседой с полудюжиной дам, каждая из которых пребывала в уверенности, что его внимание полностью поглощено их маленьким кружком.

Это было как болезнь, как какое-то мучительное шестое чувство. Он не мог находиться в том же помещении, что Франческа, и не знать, где именно она в данный момент. Так было с их первой встречи, и единственное, что делало ситуацию сколько-нибудь переносимой, — это то, что сама Франческа об этом не подозревала.

Вот что ему больше всего нравилось в Индии — так это что там не было Франчески. В Индии ему не приходилось постоянно знать, где она. Но мысль о ней все равно преследовала его. Время от времени ему случалось вдруг увидеть каштановые кудри, которые отливали в свете свечей точно так же, как у нее, или вдруг услышать женский смех, который на мгновение казался ее смехом. У него перехватывало дыхание, и он принимался искать ее, несмотря на то что прекрасно знал, что ее нет рядом.

Это был сущий ад, и обычно после такого трудно было удержаться и не выпить как следует. Или не отправиться в постель с очередной любовницей.

Или не совместить то и другое.

Но это ушло в прошлое, теперь он снова был в Лондоне и сам удивился, до чего же легко вошел в свою прежнюю роль бесшабашного покорителя сердец. Мало что изменилось в городе — ну да, появились кое-какие новые лица, но в общем свет остался прежним. Празднество в честь дня рождения леди Бриджертон оказалось таким, каким он и предполагал, хотя следовало признать, что он слегка опешил, когда понял, до какой степени дикое любопытство вызвало его возвращение в Лондон. Оказалось, что Веселый Повеса стал теперь Скандальным Графом, и в первые же пятнадцать минут его пребывания на балу не менее восьми светских маменек атаковали его с целью добиться благосклонности и представить ему своих прелестных незамужних дочерей.

Он и сам не понимал, смешно это все или ужасно.

Скорее все-таки смешно, решил он наконец, по крайней мере пока. Но на следующей неделе это наверняка покажется ему ужасным.

После еще пятнадцати минут непрерывных представлений и весьма слабо завуалированных предложений (к счастью, от вдов, а не от дебютанток и их мамаш) он объявил, что намерен найти хозяйку бала, и, извинившись, покинул эту толпу.

И тут показалась она, Франческа. Чуть ли не в противоположном конце зала, разумеется, а значит, если он хочет поговорить с ней, придется ему проталкиваться сквозь эту дурацкую толпу. А Франческа выглядела в своем темно-синем бальном платье так прелестно, что дух захватывало, и тут он сообразил, что разговоры о новом гардеробе были не случайны и видит он ее не в привычном полутрауре сейчас впервые.