Шрифт:
— Ни в коем случае!
И все три дамы обернулись к Майклу, и на всех трех лицах было написано ожидание. В конце концов, теперь его очередь говорить.
— Я ухожу, — сказал он и встал. Стул его со скрипом проехался ножками по полу.
Франческа открыла рот, собираясь сказать ему какую-нибудь колкость, так как всякий раз, когда он был в подобном настроении, ее первым побуждением было подразнить его, но не нашлась что сказать.
Майкл изменился.
Не то что он был необязательным человеком прежде. Просто у него не было особых обязанностей. И ей никогда в голову не приходило, что он вполне может оказаться на высоте, когда вернется в Лондон.
— Майкл, — сказала она, и, едва зазвучал ее тихий голос, он стал весь внимание. — Удачи тебе с лордом Ливерпулем.
Глаза его встретились с ее глазами, и что-то промелькнуло в них. Намек на добрые чувства, возможно, из благодарности.
А может, нечто не столь определенное. Возможно, это был момент взаимопонимания, которое не нуждается в словах.
Такого взаимопонимания, какое было у них с Джоном.
Франческа нервно сглотнула, чувствуя большую неловкость при этом внезапном открытии. Она потянулась за своей чашкой чая медленным, хорошо рассчитанным движением, словно контроль над телом подразумевал и контроль над душой.
Что же случилось?
Ведь он был Майкл, верно?
Просто ее старый друг и поверенный сердечных тайн.
И все.
И все?
Глава 10
Всего-навсего отметины, оставленные пером графини Килмартин, когда она в задумчивости постукивала им по бумаге две недели спустя после получения третьего послания графа Килмартина из Индии.
— Он здесь?
—Нет.
— Вы уверены?
— Совершенно уверена.
— Но он придет?
— Обещал прийти.
— А-а. Но когда же он придет?
— Право, не знаю.
— Действительно не знаете?
— Не знаю.
— А-а. Тогда ладно. Что ж… О, вон где моя дочь! Рада была видеть вас, Франческа.
Франческа закатила глаза — преувеличенный жест, к которому она прибегала лишь в исключительных обстоятельствах, — глядя вслед миссис Федерингтон, одной из самых отъявленных сплетниц большого света, быстро ковылявшей к своей дочери Фелисити, которая дружелюбно болтала с неким интересным, хотя и нетитулованным, молодым человеком в другом конце бального зала.
Разговор показался бы ей презанятным, если б он не повторялся в седьмой — нет, восьмой, как же забыть про собственную мать! — раз. Точно такой, буквально слово в слово, если не считать того, что не все ее собеседницы были знакомы с ней достаточно близко для того, чтобы обращаться к ней по имени.
Едва Виолетта Бриджертон оповестила свет, что неуловимый граф Килмартин намеревается вновь явиться в свете на балу в честь ее дня рождения, как началось. Да, думала Франческа, надо привыкать к допросам. Теперь всякий, имеющий в семье хоть одну незамужнюю родственницу, будет считать себя вправе изводить ее.
Майкл уже считался самым завидным женихом сезона, а ведь он даже еще не появлялся в свете.
— Леди Килмартин!
Она подняла глаза. Старая леди Данбери шла к ней. Вряд ли когда-нибудь более эксцентричная и несдержанная на язык особа удостаивала своим присутствием бальные залы Лондона, но Франческе старуха скорее нравилась, так что она улыбнулась ей, мельком отметив, что гости слева и справа от нее поспешили удалиться в неизвестном направлении.
— Леди Данбери! — заговорила Франческа. — Как приятно видеть вас! Весело ли вам на балу?
Леди Данбери неожиданно стукнула своей клюкой об пол.
— Мне стало бы куда веселее, если б кто-нибудь сказал мне наконец, сколько же твоей матери исполнилось лет!
— Я ни за что не осмелюсь назвать мамин возраст!
— Пф-ф! Что за глупости! Уж верно, она помоложе меня.
— А сколько лет вам? — осведомилась коварная Франческа сладким голосом.
Морщинистое лицо леди Данбери расплылось в улыбке.
— Хе-хе-хе! Ловко! Нет, этого я тебе не скажу, и не надейся.
— Тогда вы должны понять, что преданность матери и меня обязывает к молчанию.
— Пф! — фыркнула леди Данбери в ответ и опять застучала клюкой об пол. — Но какой смысл отмечать день рождения, если никому не известно, что именно мы празднуем?
— Может, это просто праздник жизнелюбия и долголетия?
Леди Данбери только хмыкнула и неожиданно спросила:
— И где же этот твой новый граф? До чего же прямолинейная старуха!
— Он не мой граф, — заметила Франческа.
— Ну уж скорее твой, чем чей-нибудь еще.
И это, возможно, было правдой, хотя Франческа вовсе не собиралась укреплять в этом мнении леди Данбери, так что она просто сказала: